Условиями, от которых зависит поведение,
тоже пренебрегают. Менталистское
(когнитивистское) объяснение пресекает
любое любопытство. Мы видим этот эффект
в обычном разговоре. Если мы спросим
кого-нибудь: "Почему вы ходили в
театр?" и он ответит: "Потому, что
мне захотелось", мы склонны принимать
такой ответ как своего рода объяснение. Было бы гораздо корректнее
узнать, что происходило, когда он ходил
в театр в прошлом, или что он слышал или
читал о пьесе, которую он пошел посмотреть,
или какие другие явления в его прошлой
или нынешней жизни могут побудить его
сходить в театр (вместо того, чтобы
заняться чем-то другим), но мы удовлетворяемся
этим "Потому, что мне захотелось"
как своего рода резюме всего этого, и
не склонны расспрашивать далее.
Профессиональные
психологи часто останавливаются в той
же точке. Много лет назад Уильям Джеймс
исправил общераспространенное заблуждение
о связи между чувствами и действиями,
утверждая, например, что мы не убегаем,
потому что мы боимся, а боимся, потому
что мы убегаем. Другими словами, то, что
мы чувствуем, когда мы чувствуем страх
- это наше поведение, то же самое поведение,
которое согласно традиционной точке
зрения выражает чувство и объясняется
им. Но сколько людей из тех, кто обдумывали
аргумент Джеймса, заметили, что на самом
деле нет никакого указания не предшествующее
событие? Равно как и то, что это "потому
что" вовсе не следует принимать
всерьез. И вообще не объясняется то,
почему мы убегаем и
чувствуем страх.
Если мы считаем, что объясняем чувства,
или говорим, что чувства являются
причиной поведения, то мы уделяем слишком
мало внимания предшествующим
обстоятельствам. Психотерапевт узнаёт
о ранних годах жизни своего пациента
почти исключительно из его воспоминаний,
которые, как известно, не внушают доверия,
и он может даже утверждать, что якобы
важно не то, что на самом деле произошло,
а то, что пациент помнит. В психоаналитической
литературе, пожалуй, на каждый случай
эпизода с действительным наказанием,
к которому можно проследить чувство
страха, приходится по меньшей мере сто
упоминаний о случаях, когда лишь
чувствовался страх. Даже, кажется,
предпочитают сообщать о таких эпизодах
в прошлом, которые теперь уже явно не
актуальны. В настоящее время существует
громадный интерес, например, к рассуждениям
о том, что якобы должно было происходить
в ходе эволюции человеческого рода, для
объяснения нынешнего поведения людей,
и об этом, кажется, с особой уверенностью
говорят лишь потому, что о том, что
происходило на самом деле, можно только
догадываться.
