– Тебе страшно? – спросил я.
– Ни капельки, – ответила ты.
– И мне ни…
Кто-то схватил меня за шиворот, сдавил ворот рубашки. Я захрипел. Это была, сидевшая на толстом суку, кукла. Она с осуждением покачала головой, и сук сжал мое горло еще крепче. Я дернулся. Колени подогнулись. Расплылись и придвинулись стволы деревьев. Но вдруг черная, в полнеба, пахнущая сырой шерстю, тень нависла надо мной. Казалось, что она вот-вот плюхнется и раздавит. Блеснули огромные как тарелки глаза, в которых мерцал огонек летящего над лесом месяца. Треск показался выстрелом – тень легко переломила сук, на котором я висел. Фабричная кукла упала. Тень подтолкнула меня вперед мягкой, огромной как таз, лапой. Я не успел закричать – ты потянула меня за собой:
– Хватит придуриваться. Пошли.
Мы крепко держались за руки. Когда кто-нибудь из нас падал, то руку не отпускал. Ног было не разглядеть, зато шелест позади стал громче.
От страха я принялся икать. Теперь весь лес знал где мы.
– Не бойся. Никого там нет, – прошептала ты. – Мы просто очень быстро идем. И звук наших шагов немножко от нас отстает.
Мы пошли еще быстрее. Я думал, что, если выберусь отсюда, то стану лесорубом и обязательно вырублю весь Собачий лес до самой Гидры, что настало время кричать-плакать и звать тетку. И тогда сквозь деревья блеснул тусклый огонек. Это было окно проходной кукольной фабрики, что стояла на дороге между нашим поселком и Новым селом. Она чернела высоким кирпичным забором и пахла едкой краской. Больше никогда в жизни меня так не радовал этот запах. Мы бежали домой кто быстрее. И уже не замечали друг друга.
– Опять в лес ходил?
– Нет.
Вместо ремня тетка взяла бельевую веревку и принялась гонять меня по квартире. Раньше такого наказания не было. В тесноте коридора и кухни оно требовало от нас особой ловкости, внимания и холодного ума. Потом тетка прижала меня к себе и долго не отпускала.
Потом ей стало плохо. Ей часто становилось плохо, если она сильно переживала. В такие моменты она лежала на диване и смотрела в потолок.
Я налил в оловянную тарелку немного щавелевого супа и поставил ее на огонь. Мне тоже хотелось есть, но я решил, что поем после тетки. Тарелку надо было нести обмотав полотенцем, иначе можно было обжечься. Я поставил ее на табуретку рядом с диваном, взял ложку, зачерпнул немножко зеленой жижи, поднес ее к теткиным губам. Она не открыла рот и суп потек по щеке. Я вытер мокрую дорожку ладонью и зачерпнул еще. Тетка проглотила немного и моргнула.
