, что показал ты силу оратора прекрасно, а прославил ее, не жалея слов. Да и кому же, как не мужу истинно красноречивому, так великолепно прославлять красноречие; ведь в его устах оно само себя славит. Но продолжай; я ведь тоже согласен, что говорить речисто — это полностью ваше дело, а если кто показывает себя речистым в другой науке, то только за счет вашего добра, а никак не своего собственного.
(40) — А за ночь–то ты, я вижу, смягчился и совсем стал человеком! — добавил Красс. — А то во вчерашней беседе ты изобразил нам оратора прямо каким–то «каторжником или крючником», как говорит Цецилий[215], будто это не образованный и воспитанный человек, а поденщик, кроме своего ремесла ничего не смыслящий.
—Да ведь вчера, — сказал на это Антоний, — нужно мне было только одно: опровергнуть тебя и сманить у тебя вот этих твоих учеников; а сегодня, когда мои слушатели — Катул и Цезарь, я думаю, что могу не столько сражаться с тобой, сколько высказывать свое настоящее мнение.
Область красноречия и роды речей (41–50)
Так вот, нам надо представить себе того оратора, о ком мы говорим, на форуме и перед глазами граждан; поэтому подумаем, какое дать ему занятие и какие предписать ему обязанности. Потому что вчера, когда вас, Катул и Цезарь, здесь не было, Красс нам дал[216] лишь краткий и такой же, как у большинства греков, разбор нашей науки и изложил, разумеется, не свое мнение, а только то, что говорят они. Есть, говорил он, два главных рода вопросов, которыми занимается красноречие, — один отвлеченный, другой определенный. (42) Под отвлеченным, насколько я понял, разумеется такой, какой ставится в общей форме, например: «Надо ли добиваться красноречия? надо ли добиваться почетных должностей?» Под определенным — такой, какой ставится относительно отдельных лиц и точно установленных случаев; примерами их служат те, выяснением которых занимаются на форуме и при гражданских делах и разбирательствах. (43) Этого рода вопросы ставятся, по–моему, во–первых, при выступлении в суде и, во–вторых, при выступлении на совете. Есть и третий род речи, отмеченный Крассом[217] и присоединенный, как слышно[218], самим Аристотелем, превосходно все это разъяснившим; однако он все–таки не столь необходим, даже когда в нем бывает надобность.
—Это какой же? — спросил Катул. — Хвалебные речи? Их ведь и относят к третьему роду.
11. (44) — Вот именно, — сказал Антоний, — и речью этого рода[219], я знаю, очень наслаждались и я, и все присутствующие, когда ты восхвалял вашу мать Попилию — женщину, которой едва ли не впервые у нас воздали такой общественный почет. Но не все, о чем мы говорим, следует, по–моему, подводить под научные правила. (45) Конечно, и хвалебную речь можно питать из тех же источников, откуда черпаются все правила речи, но не надо искать для нее тех начальных истин, каким нечего и учить; кому же может быть неизвестно, что в человеке следует восхвалять? Надо только взять за основу слова Красса в начале его известной речи
