, произнесенной против его сотоварища по цензуре: «Я могу спокойно терпеть превосходство других над собою в том, что даровано людям природой или судьбой; но в том, чего люди способны достичь сами, я превосходства над собой не потерплю». (46) И вот, если кто будет кого–нибудь восхвалять, он будет помнить, что на первое место ему следует выдвигать именно дары судьбы: родовитость, деньги, друзей, близких, могущество, здоровье, красоту, силы, дарование и все остальные телесные или внешние достоинства. Если у восхваляемого это было, следует сказать, что он хорошо этим пользовался; ежели не было — что он мудро без этого обходился; если утратил — не горевал; и лишь после этого упомянуть, в каких своих делах и поступках он выказывал мудрость, благородство, отвагу, справедливость, великодушие, благочестие, благодарность, кротость или, наконец, какие–либо иные добродетели. Все это и этому подобное легко усмотрит тот, кто пожелает восхвалять, а кто хулить — противоположное.
(47) — Так почему же, — сказал Катул, — ты не решаешься сделать этот род третьим, раз это само собою напрашивается? Ведь не потому же, что он легче, его надо скинуть со счета.
—Потому, — отвечал Антоний, — что я не желаю всякий пустяк, с которым приходится иметь дело оратору, представлять так, будто ни о чем он не может говорить без своих особых правил. (48) Часто, например, нам приходится давать и показания, порой даже очень подробные, как, например, мне — против Секста Тития[221], гражданина беспокойного и мятежного; в этих показаниях я должен был разъяснить все меры, которыми я в свое консульство защищал республику против этого народного трибуна, и доложить о всех его действиях, какие я считал направленными во вред республике; меня задержали надолго, я многое выслушал, многое сказал в ответ. Так неужели же требуется при обучении правилам красноречия давать какие–то научные предписания и о даче таких показаний?
12. (49) — Нет, — сказал Катул, — конечно, не требуется.
—Ну, а если приходится докладывать поручения или от полководца к сенату, или же от сената либо полководцу, либо царю, либо какому–нибудь народу? Это случается делать самым высокопоставленным лицам, и речь здесь нужна очень обдуманная, но значит ли это, что такие доклады тоже нужно считать частью красноречия или сочинять для них особые правила?
—Конечно, нет, — сказал Катул, — ведь человеку речистому и в таких случаях не изменит его способность, изощренная другими делами и случаями.
