Но ничего не могла она, тогда совсем еще маленькая, высказать.
Лишь несколько дней спустя сказала отцу:
— Тата, побей его.
Он удивился:
— Кого?
— Эконома.
— Что ты выдумываешь?
И все это осталось навек.
Амиля отрешенно стояла в хате, ни с кем не разговаривая.
— Как это ты работу бросила? — спросила Андреиха. — Разве Бушмара дома нету?
Амиля вздрогнула от человеческого голоса. Она взяла на руки ребенка и вышла с ним во двор.
— Играй, сынок, играй себе.
— Ты уходишь? — спросил хлопчик.
— Ухожу, сынок.
— Почему ты уходишь?
Она понесла его к воротам и там опустила на землю.
— Не уходи, мама.
— Я приду… Беги в хату, сынок.
В поле плыл по посевам ветер, жито шепталось.
Через пригорок Амиля вышла к лесу. На самом пригорке — на ветру — остановилась и оглянулась. Высыхала под ногами роса. Ветер мял и трепал одежду.
Она подняла голову. Что-то незнакомое прежде рождалось из мыслей о Бушмаре. И как тучи перед грозой, это «что-то» собиралось в нечто громадное и овладевало Амилей. Бушмар стоял как живой в ее глазах — с насупленными бровями, недовольный, упрямый…
Первый раз в жизни у нее сжались губы и слегка подрагивали.
Она одна была на пригорке, перед стеной леса. Фигура ее возвышалась над овсами и житом. Ветер обдувал ее, и голова ее была поднята.
Обычной своею стремительною походкой она вошла в лес.
XII
Человеку трудно перемениться сразу. Можно думать и говорить по-иному, а сам человек долго будет прежним. Так же, как прилетают каждый год из теплых краев, едва лишь повлажнеет весенний снег, гуси и машут крыльями над Бушмаровой усадьбой, так же, как улетают они над этими же лесами обратно, едва лишь потемнеет от старости на стерне белая паутина — так же своими дорогами будет ходить человек, пока окончательно не взойдет на дороги иные.
В тот день, когда вернулась Амиля после душевного надлома своего в Бушмаров дом, она ожила было ради иного своего предназначения на свете. Она, как только Бушмар вошел в хату — это было в полдень, — стала высказывать ему все, что в ней накопилось; говорила ему и о себе и о нем.
— …Ты понурый, ты тяжелый, и с тобою тяжело. Но ты можешь стать другим. Только скажи мне раз и навсегда, кто я для тебя и нужна ли я тебе. Если ты возненавидел меня, дак хватит попреками всякими мучить меня, а выгони меня из хаты. Тогда я знать буду! Если ж ты сам не знаешь, кто я для тебя, дак слушай — я останусь с тобою… Нам не плохо будет вместе… У нас будет дитя, твое дитя… А мое дитя в тягость тебе не будет… Я устрою все тут в нашем доме так, что ничего лишнего и не нужного для нас не будет, все будет по душе и тебе и мне. Только не будь волком для меня. А если другим быть не можешь, дак — скажи мне, не молчи — зачем я тебе? Ты скажи… Ты не отмалчивайся больше, а скажи то, что надо. Без попреков скажи… Так будет лучше…
