Иван Лексаныч смастерил Стасику из сыромятного гужа новые ножны, расшитые ремешком, с элегантной кожаной кисточкой на кончике. Женька с Серегой решили подарить свою коллекцию бутылок и других диковинных находок.
Вечером в лагере было очень торжественно. Юбиляру жали руку, пили за его здоровье, за маму и папу. От всего отряда Стасику вручили две начищенные до блеска банки сгущенки, Иван Лексаныч собственноручно прицепил к его поясу ножны, а Женька и Серега преподнесли на голубом полиэтиленовом подносе предмет давней зависти Стасика - бутылку с драконом и фломастер. Мы с Колей передали пять обойм боевых патронов и карабин в полное распоряжение до конца сезона. Комментариев не требовалось - человеку исполнилось семнадцать лет!
Она сказала:
— Из всех конфет я признаю только грильяж в шоколаде ленинградской фабрики.
И посмотрела с сожалением. Тебе, мол, этого не понять!
Какая изысканность, утонченность! Потеря вкуса к жизни, упадок Римской империи.. А наслаждение от запаха сухих, ломких портянок вам знакомо?
— Из всей музыки могу слушать только поп-оперу «Иисус Христос». Но «пласты» стоят так дорого! — Она вздохнула. — Ах, как мне нужны деньги, много-много денег... Ну хотя бы тысяч тридцать на первый случай, — Она взглянула на меня и замолчала. Не получится у нас разговор.
Со студенческих лет я привык, что приходится выбирать — пойти в кино или в столовую. Все пять лет я проучился в одних брюках — крепчайшем матросском клеше. Заработал на практике в морской экспедиции. И я удивлялся, почему так переживает Аркадий, что не будет целый семестр получать стипендию. Его дома кормят-поят, одевают-обувают. Хорошо кормят, модно одевают. А собственный заработок оставляют на карманные расходы.
— Зачем тебе деньги?
Он посмотрел на меня не с сожалением, а с откровенным презрением.
— Тебе этого не понять.
Да, не понять. А мешочек серой вермишели пополам с мышиным пометом на три дня перехода вы понять можете, а девяносто километров по тундре и два перевала за тридцать часов, а в штормовое море на лодке пробовали соваться?
Изнеженные патриции и грубые плебеи, аристократы и санкюлоты. Расколот мир и нет в нем покоя. Кругом борьба, ни островка, ни оазиса. Победа будет за нами. И все-таки...
Есть на свете Яоваль и Атиюль. Над ними синее-синее небо, никогда не заходит солнце и не бывает ни дождей, ни туманов. Вода, прозрачная и звонкая, как хрусталь. Кедрачи на склонах, внизу сплошной ковер мягкого ягеля. Почти нет кустов, и вокруг за несколько километров видна красная шляпа каждого подосиновика. Всю жизнь пасет здесь оленей старый Юргенвиль.
