В тот год после возвращения из летнего лагеря нас всех крестили. Причем опять нас никто ни о чем не спрашивал, заранее не предупреждал.
– Вас там зовут! – Запыхавшийся мальчишка лет семи влетел в наш холл и чуть не врезался с маму Олю.
– Я поняла, – неторопливо кивнула ему.
Она как будто только и ждала этого сигнала. Подошла к нашему шкафу, вынула из него стопку свежего белья и положила на диван.
– Дети, все надеваем маечки и шортики.
Мы были в повседневной одежде, но тут рванули к стопке, стали переодеваться. Интересно же, зачем это все и что будет дальше? Я быстро стащила с себя очередное несуразное платье и влезла в майку и шорты, а потом стала наблюдать за мамой Олей. Она снова подошла к шкафу и вынула оттуда еще одну стопку – на этот раз в ней были полотенца. Я, конечно, обрадовалась, думаю: «Неужели нас в какое-то другое место мыться поведут?» Сидеть в воде я готова была с утра до вечера. Всегда старалась залезть первой, чтобы выйти из воды последней. Нас тогда мыли всех вместе – сажали по пять человек в одну ванну сразу и купали. И мы там все рассматривали друг у друга, трогали, но все равно так и не понимали, в чем разница между мальчиками и девочками. Я даже не включала голову на эту тему. Помню, в семь лет пыталась писать вместе с мальчишками стоя и страшно бесилась оттого, что у меня не так хорошо, как у них, это получается. Но речь сейчас не об этом. А о том, что купали нас строго по режиму, любая возможность окунуться в воду вне расписания была радостью.
Мама Оля построила нас и повела за собой – в ту часть, где располагалась столовая и еще одна группа. Приходим, а там полно чужих людей! Просто тьма. Съехались все, кто только можно. Знакомыми были только воспитатели из соседних групп и учителя – логопед, преподаватель ИЗО, учительница по танцам.
От непривычной обстановки мне стало страшно, сердце застучало как бешеное.
Я видела взрослых людей, которые толпились в проходе, стараясь заглянуть в открытые двери ванной комнаты. Я слышала крик ребенка. И не понимала, что происходит. Плач тем временем становился все сильнее и сильнее. Нарастал, переходил в визг. Куда и зачем нас привели?!
– Ничего-ничего, – услышала я голос знакомой воспитательницы, – ну, что ж ты кричишь?
Наконец я приблизилась ко входу и смогла заглянуть. Предо мной обычный санузел, только большой: две кабинки с унитазами, две раковины и посередине ванна, наполненная водой. Из нее, рыдая, вылезает мокрый ребенок, а его все успокаивают: «Ничего страшного. Все хорошо!» Я увидела священника в длинном черном одеянии, увидела нашу заведующую дошкольным отделением, самую добрую на свете женщину, которая никого в обиду не даст. Священник тоже ничего плохого не делает, стоит перед ванной с водой и уговаривает следующего мальчика: «Залазь в ванну, малыш. Я тебя три раза окуну, наденем крестик, и ты побежишь играть». Я так и не поняла, отчего все кричат? Почему выходят в слезах? Ничего страшного не происходит.
