Один из парней его отряда, почти мальчик, бросался в бой, небрежно перекинув ногу на луку седла, пуская дым из торчащей в углу рта папиросы и оглашая воздух воинственными кликами собственного изобретения. Этот симпатичный юноша как-то раз сказал ему: «Бэк, вы идете в бой, словно на похороны… Положим, — прибавил он, — при вашем участии это почти одно и то же».
Совесть у Бэкли была пуританского склада, с кое-какими добавлениями в стиле Дальнего Запада, и он упрямо продолжал подвергать свое непокорное тело всевозможным испытаниям. Поэтому и в этот душный день он решил отправить свое протестующее тело на расследование внезапной тревоги, нарушившей мир и достоинство Штата.
В конце улицы, на расстоянии двух кварталов, находился салун. Здесь Бэкли напал на следы недавнего разгрома. Несколько любопытных толпились у входа, давя каблуками осколки зеркального окна. Внутри салуна Бэкли увидел Бэда Даусона; Бэд, совершенно игнорируя рану в плече, горько плакал о том, что ему приходится объяснять, почему он не уложил на месте «проклятого оборотня». Когда вошел пограничник, Бэд обратился к нему с умоляющим видом: он искал сочувствия разрушительным подвигам, которые он совершил бы, если бы…
— Вы же понимаете, Бэк, я ухлопал бы его в момент, если б у меня хоть мелькнула мысль, что это он. Приходит переодетый женщиной — и вдруг — бац! — выстрел. Я даже не взялся за револьвер; я думал, что это, наверное, Бетти из Чиуавы или миссис Этуотер. Мне и в голову не пришло, что это сам проклятый Гарсия, пока…
— Гарсия! — воскликнул Бэкли. — Да как он сюда пробрался?
Бэд взял пограничника за руку и подвел его к боковой двери. Здесь стоял терпеливый серый ослик, нагруженный хворостом, и щипал траву вдоль канавы. На земле валялись черная шаль и широкое коричневое платье.
— Он вырядился в эти штуки, — сказал Бэд, все еще сопротивляясь попыткам окружающих перевязать его рану. — Я думал, что это женщина, пока он не завопил и не выстрелил. Он удрал через эту боковую улицу, — сказал Бэд. — Он был один, и он будет здесь скрываться до самой ночи, пока подоспеет его шайка. Вы, наверное, найдете его в мексиканском квартале за станцией. Там у него есть любовница — Панча Салес.
— Как он был вооружен? — спросил Бэкли.
— Два револьвера с перламутровыми рукоятками и нож.
— Поберегите-ка это, Билли, — сказал пограничник, передавая бартендеру свой винчестер.
Это было, конечно, донкихотство, но такова уж была манера Боба Бэкли. Другой на его месте, даже куда более храбрый, взял бы с собой полицейский отряд, но Бэкли придерживался правила отказываться от всяких предварительных преимуществ.
