На дне пруда нашли винтовку Яшина, а в патроннике — выстреленную гильзу…
К середине дня при содействии специалистов — медицинских работников и оружейников — нам удалось с достоверной точностью восстановить всю картину происшествия минувшей ночи.
…У развилки дорог Смирнов остановился, из кисета насыпал щепоть махорки в бумажку и завернул самокрутку.
Он был спокоен — следом в нескольких шагах от него шел его товарищ по взводу. Он, конечно, не мог даже заподозрить Яшина в намерении совершить страшное злодеяние. Преступник выстрелил ему в спину, а когда Смирнов упал, прикончил его второй пулей в голову. Яшин спешил — на вбитый в землю колышек положил свою винтовку, к дулу подставил левую ладонь, одетую в смоченный водой чехол от фляги (слышал, что так делают, чтобы не осталось вокруг раны следов от пороха), и нажал на спусковой крючок…
Услышав топот бегущих на выстрелы патрулей, Яшин бросил винтовку в пруд и лег наземь…
— Где я, что со мной? — промямлил «очнувшийся» Яшин…
Мы столкнулись с отвратительной личностью, настоящим выродком, который думал об одном — как увильнуть от фронта, как спасти свою шкуру, пусть даже ценой жизни товарища. Ему были безразличны слезы оставшихся сирот и вдовы Смирнова, ему было наплевать на судьбу Родины, на участь своего народа…
«Из такой мрази гитлеровцы вербуют своих пособников, предателей, шпионов», — подумал я, объявляя Яшину об окончании следствия по его делу, которое оказалось не столь сложным, как первоначально можно было предположить. Инсценировка Яшиным нападения диверсантов была настолько примитивно сработана, что особых усилий для разоблачения преступника не потребовалось — улик было больше чем достаточно!
Ровно сутки прошли с момента совершения Яшиным преступления. В 1 час 15 минут ночи военный трибунал дивизии приступил к рассмотрению его дела. Приговор мог быть только один — расстрел!
Всеми проклятый, презираемый, стоял Яшин перед строем полка, не смея поднять головы…
20 октября штаб дивизии, 167-й стрелковый полк и отдельные подразделения дивизии переехали в Тубу. Обосновались в старых казармах.
Хотя о нашем пребывании в газетах, естественно, не сообщалось и расклеенных объявлений об этом тоже не было, туляки довольно скоро узнали, что в городе расквартировалась литовская воинская часть.
Например, идут по улице два командира Красной Армии и ведут между собой разговор на каком-то непонятном, иностранном языке, а при обращении к местным жителям переходят на русский.
