— Ты! Это письмо! Леля! — Тишкин бросил нож и встал на колени.
— И давай теперь так: я поживу у мамы, ты успокоишься. Напишешь мне еще одну… расписочку. А сейчас иди-ка на кухню, закуси, подумай. Мне хоть с дороги руки бы вымыть.
— Леля! — Тишкин пополз по ковру.
— Да нет, туда-туда, — показала Леля, — на кухню выползай.
— Леля! — Тишкин поцеловал ее туфлю.
— Слушай! Да ты совсем бухой! А ну, марш на кухню!
— Бегу, бегу, конечно, конечно. — Тишкин на четвереньках убежал на кухню. Там вскочил озираясь, схватил заварной чайник, высосал его, стал что-то есть.
— Сейчас, сейчас, — бормотал Тишкин, — конечно, конечно, закусим… поговорим… стерва! Ах ты, стерва!
Он уронил чашку. Стал было собирать осколки.
За окном выстрелила автомобильная дверца, и убежал за угол шорох шин.
— Стерва! — Тишкин свалил в мойку посуду, прислушиваясь к плеску воды в ванной. Снова стал собирать осколки…
— Леля! Я поел! Я закусил! Я в порядке! — он постучал в дверь ванной, отчего она открылась.
Струйка воды из крана, отраженная десятками раз в сверкающих коридорах. Длинные, постаревшие от страха и изумления физиономии Тишкиных, выглядывающих один из-за другого и все шире разевающих золотые пасти. Пристально вглядывающихся друг в друга, мол, ба! Знакомые все лица!
— Леля!
Наружная дверь… открыта. Ключ — в кармане. Второго ключа от нижнего замка у Лели не было. Было? Не было?
— Леля!!
— Ял-ял-ял! — поскакало по лестнице. Дрогнуло черное, ночное стекло в окне на площадке. Метнулась кошка.
— Как же так?!
В гостиной, в бронзовой раме призрак вдруг обрел положительные черты: длинное, породистое лицо. Вислый, тонкий нос, глубокие складки от крыльев носа, трагический, пожалуй, излом бровей. Кастильский монах! Почему паук?
Тишкин прошел на кухню и включил телефон, который тут же прозвенел.
— Это Эдуард. Приветик! Я тебя не оторвал ни от кого? Ха-ха-ха…
Тишкин швырнул хохочущую трубку и отключил телефон.
Подобрал осколки и в гостиной. Попытался распрямить сплющенные рюмки. Одна стала похожа на рюмку, у другой отвалилась ножка. Общий урон, скажем, рублей в двести. Но не больше.
Тишкин вытер пятна и посыпал солью ковер.
Снова включил телефон.
— Привет, старикашка! Андрюша беспокоит! Ты не мог бы…
Тишкин ударил трубкой так, что полетели черные брызги. В страхе прижал трубку к уху. Нет, не сломалась. Гудит.
Прошло уже минут двадцать после бегства Лели.
Он снова включил телефон. Сейчас первый час ночи. Неужели у кого-то хватит наглости звонить? Кроме… Звонок.
