Даже появилась картина: очерченное резко рамкой голубое окно в стене, за которым виден вдали белый город, и в нем жарко и тихо (наверное, тот самый Симферополь или, скорее, Ялта, а может, вечный Зурбаган), и можно долго и легко идти в невесомых туфлях по сухой чистой улице (тень — свет, тень — свет, и незнакомые огромные деревья спокойно стоят как добрая стража вдоль улиц на своих толстых ножищах), и можно вдруг увидеть за поворотом просторное море с его, говорят, таким неожиданно высоким горизонтом, что кажется, море сейчас упадет на берег…
Двадцать два, да, двадцать два года тому назад… они с Азой прошли, торопясь и озираясь, к старой скамье, в самый дальний, уже зазеленевший от молодой крапивы угол сада.
— Не боишься?
— Боюсь.
— Мне где быть?
— Ой, Азка, ты совсем уйди! В дом!
— Смотри! Поправь вот… смотри… не озеленись!
— Ясно.
И Аза ушла. Было слышно, как все слабее шуршит первая тощая трава, потом в бурой, колючей, только кое-где присыпанной мелкими еще листьями гуще сада лишь мелькали изредка красные искорки ее платья. Бухнула за садом дверь. Стал слышен скрипучий хор грачей.
Аня взбила кудряшки на висках, разложила по груди косу, села на скамью, и скамья подалась под нею, сыро крякнув. Под ногами в теплом крошеве из шоколадно-черных, рваных листьев и мятой хвои суетились жуки и мухи. Ель чуть шевелила ветками, и внутри ели взрывались, кололи глаза то огненным, то голубым солнце и небо, и на стиснутые Анины колени садились и взлетали с них желтые брызги и молнии. Она стала чувствовать знобкое дыхание поля, отдающее снегом.
Если бы можно было так вот и сидеть? Просто так сидеть, не ожидая, не зная, что не уйдешь теперь никуда, не денешься… а тут бегают себе жуки, личных проблем не решают…
Она стиснула край скамьи. Все!..
В щелях ограды замелькала белая рубашка.
А так — все в порядке.
Сидит очень спокойная, всем довольная, равнодушная даже или даже иронически улыбающаяся девушка. Очень, кстати, симпатичная девушка с косой. Ковыряет носком туфли (новой, но открытой не по сезону) хвою. Жуки бегут во все стороны. Переполох у жуков. Но она их не видит.
Доска в заборе обломилась, и рыхлые, как ржаные пряники, куски бесшумно ссыпались в крапиву.
— Фи-фи, фи-фи-фи! — свистнул он. Позывные. Таким-то свистом, начальной фразой из песенки, кажется, из фильма «Моя любовь», он вызывал прошлым летом своего главного друга Ваньку.
Она сложила руки на коленях и не повернула головы.
Сергей пролез в щель. При этом еще одна доска развалилась.
