В этом столе (Юрка хвастался, а Генка рассказывал матери) хранились необыкновенные часы в форме золотой капли величиной с килограммовую гирю и благородно-серый, с вмятинами и черной резьбой крест, увесистый, как молоток. Кроме того, в столе жили: жестяной «пожарник» с ключиком в спине, гулявший сам по себе, и стеклянный черт, от тепла руки начинавший булькать и сверкать глазами…
— Вы меня спрашиваете?! Вы поручили перевозку трем известным алкоголикам! Спрашивайте с них!
Казалось, сейчас она позовет лакея, чтобы проводил тот Анну Ивановну на черную лестницу.
— Я держала инструмент для интерьера. Но какие-то звуки он, представьте, еще издавал. Горько было знать, что антикварная вещь попала в лапы этого вашего белобрысого красавца — соседа. Кстати, Ялдыкину я заплатила больше… слушайте! Не надо так расстраиваться! Попробуйте найти мастера. Сядьте! Интересно! У вас… необычные глаза. Я слышала о вашей судьбе. Кто были ваши родители? Давайте поговорим? Вы держитесь крайне замкнуто, и за почти тринадцать лет мы ни разу не говорили с вами.
Егошина опустилась в кресло, уверенно и ласково обнявшее ее. Стародомская разглядывала ее: очень русское лицо. Прекрасные, тепло-серые, наивные, что ли, глазищи. С таким горьким удивлением?.. и невозможно представить, что мучительное детское недоумение может смениться жестким, рассудочным блеском… Скорее, эти очи угаснут вовсе.
— Да. Человеческие глаза. Кто были ваши родители? Да, прежде всего! То, о чем мы говорим, вы с легкой руки шалуна Юры называете клавесином. Но это клавикорд восемнадцатого века, так называемый «свободный» клавикорд. Возможно, что при перевозке сместилась вся рама. Вероятно, это поправимо.
— Мама была учительницей. Отец — агрономом. Отец, я знаю со слов, был, кажется, потомком польского князя. Моя девичья фамилия Свежевская.
Стародомская выпустила на волю книжицу-бабочку и нацепила очки:
— Да? Интересно. Принято было когда-то доверять первому впечатлению. Вам не рассказывали, имела ли мать вашего отца какое-нибудь отношение к просвещению, образованию?
— Он говорил, что она… имела отношение какое-то к гимназии в городе Ряжске. Подробнее, извините, не знаю.
Безголовый джентльмен на картине над рыжим кожаным диваном заплутал в ночи. Пожалуй, он не смог бы уже найти ни своей потухающей дамы, ни даже собственной руки, от которой остались лепестки манжеты и висящее сиротливо золотое кольцо. Тогда ли случилась такая темень или это столетия осели на холст всей своей беспросветностью?
