Главный в этот момент шел по двору, неожиданно останавливаясь в задумчивости или внезапно сворачивая под прямым углом, и его свита из пяти или шести, жаждавших аудиенции, внезапно шарахалась или растерянно останавливалась, как гусеница, потерявшая голову.
— У меня есть на примете! — сразу нашелся кто-то из свиты. — Есть молодой, очень способный терапевт!
— Мысль! — кивнул главный. — А то, что это еще за старикашка, — портит пейзаж!
Свита засмеялась.
— А это он про своего зятя, — ехидно зашептались в хвосте, — нашел способного, молодого!
Антипычу тут же доложили об этом разговоре, но стали уверять со всех сторон, что в обиду не дадут:
— Вы же опытнейший врач! Как можно так?! Как мы без вас? Вы что?
Но Антипыч померк, съежился:
— Ах ты черт! Вот ротация! Ну кому помешал?!
— А пенсия-то маленькая! — кивали сочувствующие.
— Да нет! Так-то… веселей! Я все — со всеми! Дома-то Дик у меня все никак не разговаривает! А я все — со всеми!
Главный тут же, естественно, узнал, что его отношением к Антипычу недовольны рядовые массы, но решил лица не терять:
— До первого нарушения! Небось опаздывает этот старикашка!
И об этих словах узнал Антипыч и стал вставать на десять минут раньше, хотя никогда не опаздывал.
— Дик! — говорил он сеттеру. — Они кто?! А мы? Мы с тобой простые, честные люди! Так? А что они про нас думают — их кошачье дело! Мы не к этому с перстнем, мы к людям ходим. А у нас с тобой тоже все есть: портфель у нас кожаный, мебель, хоть не финская, да новая. И посуда вон у нас есть. И серебряный портсигар, хоть мы с тобой и курить бросили. И питаемся мы — ни в чем вроде бы себе не отказываем! Скажи, Дик!
Он сильно уставал и часто, приходя с работы, ложился на час-два. Летом он гулял с Диком по вечерам долго, благо было светло и встречались знакомые.
Но однажды он так крепко уснул, что, когда проснулся, на часах оказалось девять, а Дик метался по квартире.
— Опоздал!
Он сумел собраться за минуту, крикнул Дику:
— Прости, брат! Терпи! — И бегом бросился по переулку.
Его, правда, тут же удивило безлюдье в больничном дворе, странная тишь и гладь, «рафик», по прозвищу «броневичок» (для развоза обедов), стоящий поперек тротуара. В окнах то здесь, то там вспыхивали лампы.
— Вы и по ночам? — спросил дежурный врач. — Вызвали куда?
— Ай-ай-ай! — с облегчением рассмеялся Антипыч. — Так ведь это вечер! А я думал — утро! Думал — опоздал! Вот ротация!
Он долго смеялся над собой:
— Вот ротация! Склероз! Надо же!
