— Куда?!
С балкона он спрыгнуть не решился побежал по лестницам.
Три черенка уже смяли.
— А что? — жирный амбал в заляпанном комбинезоне упер руки в бока. — Я тебе этот бак на себе должен переть?!
Пустой бак из-под краски стоял у стены под балконом.
— У тебя их тут сто прутков, ну, поломаем с десяток-два?
— Этот бак грузить?! Да я…
Ефимов бросился к баку и поднял его.
— Ну давай, ну давай! — хохотал амбал. — Шкелет бегающий! Потаскай четыре пуда!
Ефимов качнулся, но устоял и потрусил к грузовику.
— Эй! — опешил амбал. — Ты что?!
Ефимов пронес шагов десять и лег на бак грудью.
— Ну-ка, слезь-ка! — водитель крана поднял бак и понес к грузовику.
— Во дает дед! — амбал крутил завитой башкой. — Чего ты здесь? Сады развели, понял! Это хоть что? Вишня? На рынке, что ли, торговать пойдешь? Ну, мне, само собой, скинешь копеек двадцать? А?
Водитель завалил бак в кузов. Он посмотрел на поломанные черенки, ногой поставил один, но тот опять свалился. Махнул рукой и залез в машину.
Ефимов сидел и дышал.
— Какой дед-то у нас! — говорили бабки. — Отвоевал!
— Дедулька! Как наш садик? — спрашивала из окна Дашка, только что отпущенная из яслей.
— Живой, — сказал старик.
Следующей весной сад зацвел. Белые холмики вишен усыпали двор. Возле них по тропе гуляли бабки, говорили, кивали друг дружке:
— А дед-то! А хорошо догадался!
— И чтобы алкаши потом в заросшем междудворовом промежутке не валялись! — объявилась «представитель». Этот чей тут! — показала она на Ефимова-сына, ковырявшего лопатой.
— Наш, — сказал Ефимов-отец.
— Правильно! Все они наши, и мы несем за них ответственность! Поэтому нахождение их в кустах…
— У-ди! — сказал сын. — Не мешай людям сажать сады!
Сад вырос.
Вон — его видно в окно.
Летом в его тени мелькают детские головы, крадутся кошки, шарахаются воробьи.
Гуляет Дашка, как хотел дед. Сад доверху полон жизнью. Как лес. Дашкина мать, свешиваясь с подоконника, кричит в теплые сумерки:
— Да-ша!
— Здесь я, здесь, — отвечает Дашка, — мы тут с девчонками еще немного погуляем. Мы же в нашем саду!
