— Он ждет кого-то?
— То-то и дело. И давай, док, пошли к нему, а то там… не дай бог…
Мы застали «старика» вроде бы в той же позе.
Все было по-прежнему, но лестница стонала.
Нарастал сквозняк.
Приоткрылась дверь. Пальто на вешалке взмахнуло рукавами.
А я начинал догадываться, кого мы сейчас увидим.
Дверь пропустила бородача в очках, тут же их снявшего, обнажив физиономию доброй обезьяны с лохматыми бровями и клоунской улыбкой.
Оглядев нас, «обезьяна» прыснула:
— Я же тут на той неделе… а какой-то, на кота похожий: «Нет! Точильщиков не живет!» А?!
Бородач скинул шубу и размотал шарф:
— Теплеет климат-то! Потекло!.. Который? Так: вы (это он про меня?) молоды для трагедий и рожа у вас, извините, не художественная. Нет-нет! И не надейтесь! А! Вы натурщица! Фигура! (Тоня подбоченилась, смеясь.) А! Вы! Вот вы! Качает! От страха качает! — Он стал подходить и совать ледяную руку:
— Иван Акиндиныч!
— Чаю? — смеясь, спросила Тоня.
— Потом — обязательно! Где этот ваш шедевр? Чай оставим для дискуссии… мне было обещано нечто поразительное! А я допускаю, представьте, допускаю, что клад можно найти практически везде. Разве нет?
«Старик» постоял перед бородачом, разведя руки ладонями вперед возле своих бедер, словно показывая, что в руках у него ничего нет и он полностью безоружен, потом круто повернулся, крупно шагая, отправился к картине (я заметил, что он утерял хромоту) и развернул картину лицом к нам.
Я увидел яркое, молодое тело. Тоня стояла на картине так, как стояла бы одна перед зеркалом, и даже взгляд ее (если бы она смотрела на свое отражение) был как раз такой: верно все оценивающий, вполне удовлетворенный тем, что отражено, что дано на счастье природой. И естественными и необходимыми становились подчеркивающие эту бесспорную красоту — легкий «надлом» в талии, начатое движение руки к пряди над бровью, тронувшая губы и глаза насмешка — уверенное сознание своего всевластия…
Больше-то я ничего не увидел, потому что бородач заслонил все лохматой головой и стал то снимать, то надевать очки, то упираясь в картину бородой, то внезапно отскакивая:
— А-ля прима? А ничего! Честно! Вы понимаете… Зину Серебрякову… да? Знаете? Уж она-то свою женскую силу знает! И здесь!.. Очень честно, очень это взято — красота! И техника! Так легко, так просто! Кокетства, дешевки вовсе нет! Ни следа! Ну ты, мать-природа! Только так и скажешь!..
Он наконец выпрямился и оглядел комнату:
— И вот то! Отлично у вас идет, коллега! А вон там! Слушайте! А вон там! Что же так небрежно?! Ну-ка! Давайте, давайте ее оттуда!
