– Я хотел бы выбрать ирис, – сказал он.
И ирис появился; он лежал между чаш и был меньше тех, которые вы привыкли видеть в своих садах, с белыми лепестками, усеянными светло-синими пятнышками, фиолетовой сердцевиной и оранжевыми тычинками.
– Ирис Рёана, – сказала она. – В основном они встречаются в провинции Темных Туманов, но их можно найти и здесь. По традиции миров ирисы – посланники, это цветы известия.
– По традиции миров? – уточнил Петрус. – Каких миров?
– Мира эльфов и мира людей, – сказала она. – Я изучала человеческую символику цветов, и она похожа на нашу.
– Вы знакомы с миром людей? – спросил Петрус.
– Нет, – ответила она, – его можно увидеть только из Нандзэна, но в свое время я принадлежала к сообществу садовников Совета. В свободные часы я ходила в библиотеку читать книги, рассказывающие о человеческих существах и их цветах.
– Люди действительно существуют, – упорствовал Маркус, – или это легенда?
– Легенда? – удивилась она.
– Трудно поверить в существование того, что можно представить только мысленно, – сказал Маркус.
– Существование не есть изменяемая данность, – сказала она. – Реальность – это то место, где возникают и смешиваются голод и вера, жизнь и смерть, греза и цветы. Дерево, эльф, музыкальная нота, химера, порождение ночи – все существует, возникая из одной и той же материи и проявляя себя внутри одной и той же вселенной.
Она замолчала, и Петрусу внезапно пришел в голову стих, который он и прочел присутствующим:
Доступ и царство
В сердце старой женщины
Ирис Рёана
Паулус и Маркус с изумлением посмотрели на него, но их хозяйка, прикрыв глаза, на мгновение задумалась.
– Я не могу увидеть все, что стоит за вашим стихом, – сказала она. – Там есть живущие, мертвые и странные дружбы.
– Я увидел… я увидел диковинные картины, – пробормотал Петрус.
Он попытался удержать хоть одну, но они исчезали, как стремительно бегущая вода.
– Там были отголоски другого мира, – взволнованно проговорил он.
Она задумчиво посмотрела на него. После небольшой паузы она сделала ритуальный приглашающий жест, положив на пол руки со сведенными вместе кончиками пальцев и склонив к ним лицо. Они также приветствовали ее, в свою очередь склонив головы и подняв чаши к небу. Потом они выпили. Луна замерцала, бросив сквозь пепел серебряный луч. У чая был привкус глины и мела, отдающий пылью и землей.
– Никогда не пил ничего подобного! – восхитился Паулус.
– Этому чаю тысяча лет, – сказала она.
– Тысяча лет? – потрясенно выдохнул Маркус. – Чему мы обязаны такой честью?
