И мой послушный мальчик подполз ближе, доверчиво прижимаясь и пряча мордашку.
Я не беспокоил его больше, и уже через пару минут его ровное дыхание подсказало, что мальчишка уснул.
* * *
— Доктор, — тихо позвал я врача, немного обождав, и тот, появившись из-за угла, помог мне освободиться от ремней.
Я обмылся сам и вытер влажным полотенцем моего мальчика, стирая следы нашей страсти. Сам осмотрел его везде, заметив на бедрах кровь — я все же порвал его слегка, в чем с неохотой признался доктору.
Курций не стал меня отчитывать, словно малолетнего, а просто всучил мазь. Смазывая желанное колечко, я осторожно ввел ему палец.
Доктор прав, я абсолютно себя не контролирую…
Мой омега зашевелился и соблазнительно изогнулся, выпячивая попку, в воздухе запахло свежей смазкой.
— Привязывайте, — поторопил я врача, не представляя, как переживу эту пытку вновь, но все же понимая, что если бы не доктор, парень вряд ли бы очухался так скоро, прося у меня новых ласк…
Очнувшись уже в знакомой кровати, в светлой хозяйской комнате, Офиару не мог пошевелиться. Ему казалось, что на нем не осталось ни одного живого места. Омега так и лежал, не размыкая век и не двигаясь. Тело наполняла странная тяжесть, мышцы ныли от одной мысли о движении, не было сил повернуть голову, только медленно втягивать воздух, поднимая грудную клетку.
Он помнил темную улицу и свое падение, страх, сковавший его израненное тело, которое вот-вот должны были изнасиловать… запах гладиолусов…
Его память совершила кривой прыжок, и он увидел Далата… в объятьях темноволосого омеги. Они страстно прижимались друг к другу и… Офиару стало мучительно обидно… он отогнал приносящие смятение мысли… он сбежал!
Точно! Он решил воспользоваться шансом и улизнул из особняка, но, кажется, упал с крыши… и вот он снова здесь… Должно быть его поймали и избили за побег… но зачем принесли в спальню?..
— Хватит прикидываться спящим, — раздался тонкий, ехидный голос.
Офиару тяжело открыл глаза.
«Прим. Кто же еще?»
— Думаешь, к тебе теперь будет особое отношение? — рассерженно поджимал он тонкие губы. Скрестив руки на груди, омега стоял у подножия кровати, прямо напротив, сверля его ненавистным взглядом.
— Думаешь, если хозяин трахнул тебя разок, так ты теперь сказочный принц?
Офиару застыл, и наверняка бы побледнел, если бы в его лице оставалась хоть одна единственная кровинка.
— Что смотришь? Нигде не болит? — в удивлении помотал он головой.
Болит… Везде болит… Каждая клеточка шумит страданием, унижением, горечью… Прим не врал, Офиару чувствовал там, внизу, острую резь, притаившуюся постыдным оскорблением не только телу, но и душе.
