Высокое небо | страница 85
Тотчас в кабинет вошел Швецов. И сразу же Сталин обратил к нему вопрос: в чем состоит преимущество моторов воздушного охлаждения?
Аркадий Дмитриевич выпрямился в кресле. Задумавшись на мгновение, он привел первый довод.
Сталин прервал его: Гусаров об этом уже говорил.
Последовал другой довод.
Сталин опять прервал: и об этом говорил Гусаров.
Зардевшись, Аркадий Дмитриевич сказал:
— Я не слышал, о чем говорил товарищ Гусаров. Разрешите мне высказать свою точку зрения.
Нужно было изложить главное, самое главное, и Аркадий Дмитриевич стал говорить о возможном развитии двигателя.
Еще один вопрос задал Сталин: в случае перестройки, сколько потребовалось бы единиц оборудования?
Швецов повторил цифру, названную Гусаровым.
Приблизившись к столу, Сталин позвонил опять.
В кабинет вошли Молотов, Вознесенский, другие члены Политбюро и нарком авиационной промышленности Шахурин.
Тут же было решено отменить ранее принятое постановление.
Знакомый автомобиль увез Гусарова и Швецова в гостиницу. На коротком пути они не обмолвились ни словом, каждый ушел в себя. Лишь когда лифт поднял их на девятый этаж и они очутились вдвоем, Гусаров обнял Аркадия Дмитриевича, поздравил со счастливым исходом.
Невыспавшиеся, с горячими от бессонной ночи глазами, утром они явились в ресторан. Удивляя друг друга волчьим аппетитом, съели и выпили все, что было на столе. Тут же развернули свежие газеты и прочитали сообщение о состоявшемся вчера в Кремле приеме выпускников военных академий.
На этом приеме с сорокаминутной речью выступил Сталин. Он призывал к повышению боевого мастерства и готовности к отражению агрессии.
22 мая двухрядная звезда успешно прошла государственные испытания.
22 июня началась война.
ГЛАВА IV
Военные будни. — Звезда Героя труда. — Письма с фронта. — Истребитель Лавочкина. — Солдатов. — М-82ФН. — Смерть Поликарпова. — Главный дает интервью. — Воспоминание о Цандере. — Победный тост в Кремле.
Вырвавшись из уличных репродукторов, тяжкая весть заметалась по городу. Она ринулась в тихие квартиры и шумные общежития, в гудящие цеха и немые кинозалы, сжала сердца, исторгла крики и слезы.
В считанные минуты город примолк, стал строже.
Только внешне как-будто ничего не изменилось. По утрам по-прежнему тягуче разливались заводские гудки, призывая людей на смену. Они выходили из своих домов, заученным шагом шли к трамваям, автобусам, здоровались с знакомыми, коротко перебрасываясь словами, шли дальше. Казалось, ничто не нарушило обыденной жизни. Привычно пролегали улицы, стояли дома и деревья — все оставалось таким, каким было вчера и позавчера, до войны.
