— Ну, я думал — возьмется за ум. Все же взрослый человек. (Это все? Теперь, наконец, уйдешь?)
Сашечка пытается не смотреть на Макса как на идиота. Это — взрослый человек? Это?
Я сижу на полу, играю в кубики и пускаю слюни. Все не так интересно, как я думала.
Тоже мне! Взрослые, умные мужчины! Ха! Макс просто не выспался, а Сашечка — искрит от кокса.
Макс верит в любовь. Я верю в развлечения, Сашечка верит в себя. Вот и все.
Я играла и проиграла, Сашечка играет и выигрывает.
А Макс — самый умный: он не играл — и у него «Омега».
…Сейчас Сашечка что-нибудь отчебучит. Знаю я его в таком состоянии!
И точно! Ухожу пописать — Сашечка поднимается с колен. Перед Максом.
— Понимаешь — я ничего не делал! Я просто разрешал ей приходить — как ты разрешал ей выскальзывать из дома. Взрослый же человек, действительно! Да, я видел, что она влюблена и что хочет меня. Но что скрывать — она же сексоголик! Ей все время хочется — и всех. Ну да, меня ей хотелось больше и чаще… Но взрослый же человек! Действительно!.. Добрая… Никому не верила… Каким я-то боком виноват? Каким боком я виноват, что она решила — нет запретов? Что можно просто сказать — мне вот это нравится — и буду ходить, и буду из дома убегать?… С негром… тьфу — с негром трахаться? Ну, мужик, ты ж меня понимаешь! Это уже вообще! Я-то тут при чем? Да, я знаю, что такое боль и ревность… О, я знаю, не буду отпираться, я не скажу, что это ерунда — сам прошел через ад. Но ты же не ревновал? Ты так — не ревновал?… Ну не могу я следить за всеми бабами, что рядом вьются! Не держи зла, мужик!
Но говорит-то он только:
— Извини… те.
Пауза. Макс с трудом разлепляет глаза. (Боже, оно еще и на пол бухается! Прямо в гостиной! Ольга, кажется, это твой знакомый? Нельзя ли ему намекнуть, что он… засиделся?) Разлепляет глаза и бормочет:
— Наша собачка, наша… А то ж… Да дурная она у нас. Мы уж ее привязывали — все без толку. Перегрызает поводок. Вот вам, батюшка, за труды рупь… Рупь вам… за труды… ну и… того… мы тут чаевничаем…
— Наша собачка, наша…
И Сашечка уходит в ночь. Весь черный и острый. Он же не планировал на колени бухаться! И на фиг ему эта больная баба и этот сонный тюфяк! …И в ночи его ждут друзья, которым он с небрежностью элегантно отслюнит из пачки двести фунтов.
— Он ушел?.. — открывает Макс на пробу один глаз. — Уф! Наконец-то. Это черт знает что такое! Почему он такого… цвета? Почему так… дергается? — И он достает чайничек с инкрустацией и клубничный чай. — Можно хоть чаю попить!
