Мы разместились за изгородью и ждали приближения немцев, а они почему-то медлили. Я поднял голову, посмотрел вдоль улицы, но фрицев не увидел. И тут мой взгляд упал на окно дома на противоположной стороне улицы. У окна стояла молодая женщина и отчаянно жестикулировала. Я не мог понять, что она хочет передать.
Немцы нас тоже выпустили из поля зрения и теперь пытались уточнить, где мы находимся. Я вспрыгнул на стенку, чтобы посмотреть в том направлении, куда показывала женщина. Оказывается, немец подполз к воротам с другой стороны глинобитной стенки и приготовился бросить гранату в наш двор. Когда увидел меня, второпях дал очередь из автомата в мою сторону. Одна пуля пробила мне левую ногу выше колена, не задев кость. От неожиданности я крикнул и упал прямо на немца. Мы вцепились друг в друга и каждый думал, как скорее добраться до ножа. Семенов перепрыгнул через стенку и добил фрица.
Все это происходило на глазах у немцев, они были где-то рядом, но почему-то не открывали огня, это было загадкой. Вскоре прогремели первые выстрелы. Мы поняли: немцы ждали, когда подъедет машина с крупнокалиберным пулеметом. Пули от пулемета крошили стенку, мы не стреляли. Я приказал: стрелять только наверняка, зря патроны не расходовать — запас был невелик, а подносить некому. Вскоре и мы стали «огрызаться», когда фрицы начали наглеть и перебежками приближаться к нам. У них появились первые убитые и раненые. Я приказал двум разведчикам пробраться дворами поближе к пулеметной установке и забросать ее гранатами. Уничтожить ее не удалось, но немцы вынуждены были откатиться подальше, что сделало ее использование менее успешным.
Немцы еще несколько раз пытались нас выбить из двора короткими атаками, но каждый раз, неся потери, откатывались. У нас я один пока был ранен в ногу, но в азарте боя боли почти не чувствовал.
Бой затягивался, патроны подходили к концу, нужно было принимать решение. Времени для наших разведчиков, мчавшихся на лошадях галопом к своим, прошло достаточно.
Двор, в котором мы вели бой, примыкал к обрывистому спуску. Я приказал кубарем скатиться по обрыву и бегом устремиться в противотанковый ров. Это, видимо, была моя непоправимая ошибка, бой нужно было вести до конца во дворе и стремиться, как можно дороже «продать» свою жизнь.
Немцы предвидели этот вариант отхода и приняли все меры для нашего уничтожения. Когда мы выскочили из «мертвой» зоны наблюдения на ровное место, немцы открыли ураганный прицельный огонь из автоматов и винтовок. Разведчики стали падать один за другим, оказывать друг другу помощь в этой ситуации было невозможно. Я бежал последним, раненая нога сдерживала движение. Впереди бежал сержант Семенов, кто бежал рядом я уже не видел. Обычно, когда рассказывают об эпизодах своей жизни на войне, говорят, что страх со временем проходит. Мне на войне всегда было страшновато, и, если бы я не был офицером, не знаю, как вел бы себя в бою в разных ситуациях. Но я был командир — и этим все сказано, страх подавлялся силой воли. И сейчас страх заставлял меня бежать изо всех сил. Оставалось метров двадцать-тридцать до противотанкового рва, бежавший впереди Семенов упал, видимо, был тяжело ранен, запнувшись за него, и я полетел в снег. Быстро вскочил на ноги — и в это время разрывная пуля ударила по правой ноге. Все поплыло перед глазами … Наступил черный мрак. Это было третьего февраля 1943 г.
