— Вот история, так будет кондрашка.
В начале зимы 1923 года поделился с тем же Кожевниковым и другим профессором-невропатологом Василием Васильевичем Крамером:
— Мне много лет назад один крестьянин сказал: «А ты, Ильич, умрешь от кондрашки». На мой вопрос, почему он так думает, ответил: «Да шея у тебя больно короткая».
Осмотрев его, профессоры Кожевников и Крамер записали в истории болезни:
«Нервы несколько разошлись, и временами появляется желание плакать, слезы готовы брызнуть из глаз, но Владимиру Ильичу все же удается это подавить, не плакал ни разу. Сегодня председательствовать в Совнаркоме ему было легче. Ошибок он не делал. Вообще работой себя не утомляет. Изредка немного болит голова. Но быстро проходит».
Когда это прежде Владимиру Ильичу Ленину хотелось расплакаться?
30 мая 1922 года он потребовал, чтобы к нему в Горки вызвали Сталина. Тот приехал вместе с Николаем Ивановичем Бухариным. Сталин прошел в комнату больного, плотно прикрыв за собой дверь.
Бухарин остался с сестрой вождя. Таинственно заметил:
— Я догадываюсь, зачем Владимир Ильич хочет видеть Сталина.
Через несколько минут Сталин вышел. Вместе с Бухариным они направились во двор к автомобилю. Мария Ильинична пошла их проводить. Они разговаривали друг с другом вполголоса. Сталин обернулся, увидел ее и, обращаясь к Бухарину, заметил:
— Ей можно сказать, а Наде не надо.
Сталин поведал Марии Ильиничне, что Владимир Ильич вызывал его для того, чтобы напомнить обещание, данное ранее: помочь ему вовремя уйти со сцены, если вождя разобьет паралич.
— Теперь момент, о котором я вам раньше говорил, наступил, — сказал павший духом Ленин. — У меня паралич, и мне нужна ваша помощь.
Владимир Ильич попросил Сталина привезти ему яда. И Сталин обещал.
Но пересказав этот разговор Бухарину и Ульяновой, он сам стал сомневаться: не понял ли Владимир Ильич согласие помочь ему уйти из жизни таким образом, что момент покончить счеты с жизнью уже наступил и, следовательно, надежды на выздоровление больше нет?
— Я обещал привезти яда, чтобы его успокоить, — объяснил Сталин, — а вдруг он и в самом деле истолкует мои слова в том смысле, что надежды больше нет? Выйдет как бы подтверждение безнадежности?
Втроем они решили, что Сталину следует еще раз зайти к Владимиру Ильичу и сказать: он переговорил с врачами, они заверили его, что положение совсем не так безнадежно, болезнь излечима, так что с исполнением просьбы Владимира Ильича можно подождать…
