«Вызванные из-за границы немецкие профессора Фёрстер и Клемперер не нашли, как и русские врачи, у Владимира Ильича ничего, кроме сильного переутомления, — вспоминала Мария Ульянова. — Они констатировали «возбудимость и слабость нервной системы, проявляющуюся в головных болях, бессоннице, легкой физической и умственной утомляемости и склонности к ипохондрическому настроению».
Сам Ленин лучше медиков понимал — с ним что-то не так:
— Какое странное заболевание.
Владимир Ильич упорно не желал признавать себя больным. Вынужденно отстраненный от государственных дел, живо интересовался всем происходящим вокруг. А его старались отгородить от всех дел, чтобы не утомлять. Многое скрывали от него. Владимир Ильич спросил Крупскую:
— Что тебе дороже: я или партия?
Она растерялась, но быстро нашлась:
— И ты дорог, и партия дорога.
Ленин тут уже возразил:
— Партия — это все. А так как партией руковожу я, то обязан все знать.
К Надежде Константиновне приехал ее сослуживец по наркомату просвещения. Они уединились и долго беседовали. Ленин позвал сестру Марию Ильиничну:
— Не знаешь, он уехал или еще здесь?
— Только что уехал.
— А его накормили? Дали ему чаю?
— Нет.
— Как, — воскликнул Владимир Ильич, — человек приехал к нам в дом и его не подумали даже накормить, дать ему чая!
— Я думала, Надя сама сделает это.
— Надя! — Ильич был не очень высокого мнения о хозяйственных способностях Надежды Константиновны. — А ты-то что думала?
Он не хотел, чтобы товарищи раньше времени списали его со счетов. Отправил записку Сталину:
«Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного припадка в пятницу и сделали сугубую глупость: попытались запретить «политические» посещения…
Я чрезвычайно рассердился и отшил их. В четверг у меня был Каменев. Оживленный политический разговор. Прекрасный сон, чудесное самочувствие. В пятницу паралич… Только дураки могут тут валить на политические разговоры. Если я когда волнуюсь, то из-за отсутствия своевременных и политических разговоров. Надеюсь, Вы поймете это и дурака немецкого профессора и компанию отошьете».
После того как в него стреляла эсерка Фанни Каплан, Ленин пролежал дома полтора месяца. В него попали две пули.
В середине сентября 1918 года секретарь ЦК и председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов поручил своим подчиненным найти место за городом, где бы вождь «мог как следует отдохнуть и окончательно окрепнуть». Выбрали бывшее имение московского градоначальника Анатолия Анатольевича Рейнбота. В конце сентября Ленина и Крупскую повезли смотреть имение, которое переименуют в Горки Ленинские.
