Усталый Ленин только хмыкнул:
— В одиночку власть держать и трудно, и опасно. Прежде всего нужен коллектив единомышленников. Хорошие товарищи.
Сталин не согласился:
— За товарищами тоже надо присматривать, а то свернут куда не надо. Природа человеческая не меняется. Не досмотришь, что у тебя за спиной делается, — предадут. Кому можно доверять?
Ленин пожал плечами:
— Я же доверяю и вам, и Троцкому, и Зиновьеву, и Свердлову, и еще множеству товарищей.
Сталин посмотрел на него не без сочувствия.
— Владимир Ильич, за эти месяцы я многому у вас научился. Но так огульно доверять всем… И позволять всем болтать что бог на душу положит? Нет, вы не правы! Это гнилой либерализм. Наша сила в единстве, в единомыслии, и пора положить конец дискуссиям. Кто не за генеральную линию, тот фактически уже вне партии… Извините, нельзя зевать и спать, когда стоишь у власти!
Ленину не хотелось продолжать разговор, казавшийся ему ненужным.
— Вы самый жестокий член партии. Конечно, большевики часто чересчур добродушны, а мы иногда должны применять силу. Так что вы нужны в руководстве партии. И вы умелый организатор − тоже редкость среди нашей безалаберной публики. Но скажу вам по-дружески: вы наживете себе много врагов. А вы, я смотрю, человек одинокий. Без большого круга сторонников, без надежных друзей и единомышленников, без тех, кто вас поддержит…
Его слова звучали как предупреждение.
Сталин выслушал его внимательно. Произнес уверенно:
— Друзья будут. А врагов я не боюсь. Ненавидеть тоже надо уметь. Знаете, какое для меня лучшее наслаждение? Наметить врага, подготовиться, отомстить как следует, а потом пойти спать. Я умею ждать. Так что рано или поздно врагов у меня не останется.
Подошла озабоченная Надежда Константиновна Крупская:
— Володя, мы с Маняшей присмотрели тебе зимнее пальто с каракулевым воротником, шапку-ушанку, теплые перчатки и шерстяную вязаную кофту. Надо бы поехать купить, пока есть. Зима ожидается холодная.
Вечером Ленин и Крупская заехали к старой знакомой — Маргарите Васильевне Фофановой, депутату Петроградского совета.
— Как же вы добрались так поздно? — удивилась она. — Вероятно, трамваи-то уже и не ходят.
Владимир Ильич, быстро вошедший во вкус своего нового положения, удивился ее наивности:
— Какая вы чудачка — мы на машине приехали.
