С легкой Витькиной руки их в доме прозвали «старосветские квартиросъемщики», они знали об этом и нисколько не обижались.
Им не довелось умереть в один день. Уже после войны Нина Львовна однажды не проснулась утром. Это была легкая смерть, как выразился все тот же старик Карандеев, кончина праведника, но Сергею Павловичу было от того не легче.
Растерянный, беспомощный, он бродил целыми днями то по двору, то по окрестным улицам и, когда встречал знакомых, начинал одно и то же:
— Почему она раньше, а не я? Как это так получилось?
Мы все жалели его и вспоминали Витьку, который когда-то очень любил их, хотя частенько посмеивался над ними.
Витька был смелый, мне кажется — он не боялся никого и ничего.
Помню, однажды, когда я еще училась в пятом классе, рано утром я проснулась от шума под моими окнами. Я быстро оделась, выбежала во двор.
Здоровенный мужчина, о таких говорят — косая сажень в плечах, мордастый, небритый, наотмашь бил Аську Щавелеву куда попало — по лицу, в грудь, по животу. Аська увертывалась от него, а он снова настигал ее и бил беспощадно, приговаривая:
— Вот тебе! Мало? На! Мне не жалко!
А в окнах стояли наши соседи, смотрели на них. Мне запомнилось лицо старика Карандеева, его безгубый рот растянулся в улыбке, брови дрожали от удовольствия.
И в этот момент во двор выскочил Витька. Он был в майке, в трусах, растрепанный, — видно, прямо с постели, даже не успел одеться.
Он был на целую голову ниже этого мужчины, щуплый, узкоплечий, и вдруг он бросился на него и, размахнувшись, влепил кулаком в подбородок.
И тот, здоровый, огромный, не помнящий себя от ярости, ошеломленно уставился на Витьку.
А Витька наносил ему все новые удары, и, должно быть, всем остальным, смотревшим из окон, стало внезапно совестно. На крыльцо выскочил муж Дуси Карандеевой, Валерий, высокий, жилистый парень.
— Это еще что такое? — заорал он. — Пошел отсюда к чертовой матери!
И вместе с Витькой набросился на мужчину. И тот убежал. Втянул голову в плечи, метнулся из двора на улицу и побежал так, словно за ним гнались. Но никто не гнался за ним.
Избитая, растерзанная, но неистребимая Аська с гордостью похвалялась потом:
— Вот до чего он меня любит! Если ревнует — так ревнует, не как-нибудь!
Когда я училась в седьмом классе, Витька и Семен, окончившие десятилетку, решили отправиться в поход на Кавказ. Они сообща уговорили мою маму, и она согласилась отпустить меня с ними.
Ростик же вместе с родителями предполагал поехать в Крым, как он говорил — пожить там «дикарями».
