— А Оленька еще спит, — невпопад ответила она. — Ничего, так даже лучше…
Мужчины по очереди попрощались с ней и развернувшись пошли прочь.
— До свидания, мальчики, — голос ее совсем стих и она прошептала. постарайтесь вернуться…
Они прошли совсем недалеко, даже не вышли из городка, как в спину им ударилось:
— Стойте! — они повернулись. — Подождите. — Они смотрели на нее запыхавшуюся, с растрепанными волосами. — Подождите, — она перевела дыхание. — Куда же вы пойдете?
— На фронт, — выпалил Володька.
— Это понятно, — улыбнулась она. — а вы знаете куда идти?
— Не совсем, — хмуро сообщил Виктор.
— Совсем не, — поправил Сергей, который был мрачнее тучи и уж точно мрачнее Виктора.
— Тогда пойдем, она взяла Виктора за руку и потянула в обратном направлении. За ними, как стая гусей, потянулись остальные.
— Сама я вам мало чем помогу, — быстро говорила она на ходу. — Я знаю как пройти на станцию, знаю город, но эти знания вам вряд ли пригодятся.
Окрестности тоже немного знаю. Вон речка, мы в ней часто купались, называли ее ближняя речка. Еще есть дальняя, хотя по сути и та, и другая одно и тоже, просто одна большая река разветвляется. Кроме того есть ближний лес, дальний лес, но это вам не интересно, а кроме того такую географию имеет любое маленькое селение… Ну вот мы и пришли.
Она резво пробежала вдоль обветшавшего заборчика, прошла через дворик и постучала в затворенные ставни.
— Дядя Гриша, — прозвенел ее голосок. — Вы дома? Дядь Гриш.
Никто не ответил. Она снова забарабанила и опять безуспешно.
— Может его дома нет? — высказал предположение Сергей.
— Да дома он, дома. Просто глухой как… в общем слышит плохо.
Виктор после последней реплики стал усиленно изучать доски забора, что позволило ему повернуться спиной к спутникам и вдоволь отсмеяться. Володька глупо гхыкнул, Рик мило улыбнулся, а женщина смущенно повернулась к окошку, закрытому ставнями и опять принялась стучать, сопровождая постукивание призывами появиться на свет божий.
Не прошло и полугода, как съязвил Виктор, как появился долгожданный дядя Гриша. При ближайшем рассмотрении «дядя» оказался маленьким щуплым дедом.
— Че кричишь, дочка, я ж не глухой. — сообщил он появляясь на таком же, как и он сам, разваливающемся скрипучем крылечке. Он напоминал сушеную рыбу: маленький, ссохшийся, с помутневшими от старости глазами и заострившимися чертами лица.
— Дядя Гришенька, здравствуй.
— Здравствуй, здравствуй, — проворчал старик. — а кричать-то зачем?
