— А вот имеет. Сам знаешь. И рукописи, и панагия — все было у него. Плюс музей. В полном распоряжении. Что-то он задумал.
— Послушай, Машенька. — Заныл Плахов, вертя головой, чтобы уследить за Машиными перемещениями. Ходила она порывисто, натыкаясь на стулья, как слепая. — Это все в прошлом. Сейчас нужно выяснить, куда девалась панагия. По крайней мере, понятно, почему вы ее отдали.
— Это отец. Я не собиралась. — Маша неожиданно развернулась к Плахову. — Вы меня любите?
Не просто было устоять. Но необходимо. — Истеричка. — Остатками незамутненного сознания подумал Плахов, и вместо того, чтобы найти правильные слова, признался категорически. — Люблю.
— Представьте себе, я не ошиблась. — В Машином голосе зазвучала ирония, неразличимая для влюбленного. — Вы думаете, раз между нами что-то было…
— Послушай. Что ты… И было, и будет… Да, ты… Да, вы… Я этого хочу.
— Все было бы хорошо, если бы не Павел. — Маша будто не слышала, разговаривала сама с собой.
— Позволь, ты о чем? — Плахов сглотнул от волнения.
— Я собираюсь к Балабуеву, заявить об исчезновении панагии.
— Ты уверена? Музейная ценность. Зачем? Найдут и конфискуют.
— Именно, если найдут. Заявишь, что я готовила дарственную музею. Сделаешь? — Подошла совсем близко и глянула буквально в упор. Иногда, в крайние моменты бытия взгляд имеет материальную силу. Не только столовую ложку может узлом завязать (есть свидетели), а здорового и бодрого человека. Как сейчас Плахова.
— Сделаю. — Прокашлялся Плахов.
Маша, стоя, взяла его руку, приложила к своей щеке. Подержала и отпустила. Она все еще глядела на Плахова в упор, испытующе, с незнакомым ранее выражением. Плахов как бы стал уменьшаться в размерах. Она вверху — на трибуне, он внизу — на арене. Поверьте, так может быть. Ничтожеством чувствуешь себя, но это потом, а пока принимаешь, как должное. Повелительница. Машино лицо впечаталось в стену, затемнило квадрат окна, солнечный свет пробился откуда-то сбоку и осветил волосы. Не могло быть, чтобы за несколько столетий черты, переходя от человека к человеку, теряясь от поколения к поколению, остались прежними. И тем не менее.
— Как ты похожа.
— Я знаю. Но скажи сам.
— На Византию.
