Теперь мы попадаем в больницу, где Иван Михайлович проходит курс лечения. Больница неплохая, но больница всегда остается больницей с полом, выложенным треснувшей плиткой, с дребезжащими каталками, которые что-то, кого-то, куда-то везут и везут, с озабоченными врачами, хлопотливыми санитарками и шаткими, жмущимися под стены страдальцами в цветных халатах и пижамных штанах. В парке, конечно, лучше, так ведь парк рядом. За окнами, перед глазами, но картина та же, больничная и от того приправленная грустью. Аттракционы нужно искать в других местах, а тут беготня, или, наоборот, вялое шевеление и непременное напряжение в лицах.
Берестов поджидал Плахова. Маша передала просьбу зайти. Иван Михайлович взял Плахова за руку и не отпускал. Народа в коридоре было немного, они присели на скамеечку, обтянутую голубой клеенкой. Неподалеку просматривались две немолодые подружки, и унылый с газеткой пижамник в навороченном на горло шарфе. Тем повезло, оказались на чистом, а нашу пару попросили пересесть. В столовую, там свободно, санитарка пока принялась вытирать следы, оставленные Плаховым. То есть следов не было, но женщина терла шваброй, шлепая тряпкой и приговаривая себе под нос. Слышался далекий звон каких-то ведер, и, конечно, всякие другие звуки. Плахов запасся белым халатом, это кое-как доказывало, он здесь не совсем лишний.
— Что известно про Кульбитина? — Живо интересовался Иван Михайлович. — Ах, Паша, Паша… И спросил, что положено спрашивать. — Нашли?
Плахов криво усмехнулся: — Ищут.
— Маша говорила, вы со следователем общались.
— Общался. Я — один из подозреваемых, представьте.
— Ну и что?
— Что, что? Иван Михайлович, спрашивайте, что хотели, не темните.
— М-да. — Иван Михайлович горько вздохнул. — Если бы нашли, сказали…
— Что нашли? — раздраженно спросил Плахов.
— Копии нашли документов. И панагию. Не в курсе?
— Панагию? Откуда?
— От Машиной матери осталась. Пятнадцатый век. Только вы… Маша не знает…
— Ну…. — Плахов развел руками. — Это ваши с Павлом Николаевичем дела. А я причем?
— Были дела. А летописи старые. Я скопировал, еще в церковных архивах. Как попал, не спрашивайте. На работу пришлось устраиваться. Все из-за Александры Ивановны.
— Это кто?
— Машина мать покойная. Она тайны хранила. И иконка ее была.
— А чего Маше не отдала?
— Маша малая была. Я передать был должен. И во Влахерну обратиться.
— Это в Стамбул, что ли?
— Именно. Там могут корни найтись. Собирались съездить, да вот, не пришлось.
