— Павел обещал содействие?
— Он. — Иван Михайлович вздохнул.
— А я что? — Раздраженно говорил Плахов. — Вы хоть видели эту Влахерну? Избушка на курьих ножках. Источник за стеклом булькает, старая икона, и человек смиренный дверцы открывает. Там, верно, и не служат…
— Есть Влахерна. Не на виду… И общество защитников веры есть. Тайное, а как иначе. Прихлопнут как насекомое.
— Вы хоть можете толком объяснить, кто да что…
— С Машей разговор должен быть. Она — хранитель. От отца ее…
— Погодите, а вы кто?
— Отец у Маши был. Умер, когда…
— А вы?
— Вдовец. Муж Александры Ивановны. Вот тот и был Машин отец. Умер, когда она Машу носила. И мне наследство досталось.
— А Маша знает? Насчет отца?
Иван Михайлович пожал плечами. — Не мог решиться, чтобы сказать. Я ее вырастил. А сейчас, когда пора пришла, видно… С Павлом как обошлись. Вот вам доверяюсь.
— И напрасно. Я, пока в точности не пойму, на доверие не рассчитывайте. — Плахов был раздосадован. Кажется, знаешь человека, а он вываливает ворох жгучих тайн.
— Ведут они начало оттуда. Из Византии. Машин прадед был иконописец. И все до него богомазы. Были монастырские книги, там записано. Он иконную лавку держал. Потом большевики вытряхнули, в миру оказался. Был настоятелем в пещерной церкви.
— А почему мне раньше не доверились?
— Павел настырный, сразу взялся, и слово с меня потребовал, в тайне держать. А по-человечески, Алеша, мне вы нравились больше.
— Зарядили. Раньше думать было думать.
— Но Павел…
— Знаю, настырный… Теперь что?
— Погляди, может, он не донес тогда панагию. И лежит она где-нибудь. Посмотри, поищи. На меня теперь надежды нет.
— А вы отца то хоть знали Машиного?
— Вроде бы, знал.
— Что значит, вроде бы?
— А то и значит.
— Так, может, она от Духа Святого понесла? По образу и подобию…
— Все может быть. — Вздохнул Иван Михайлович.
Как вас прикажете называть: господа офицеры или товарищи офицеры? — Генерал Шемякин оглядел подчиненных.
— Товарищи офицеры, — твердо отвечал Валабуев, — с учетом боевой и политической обстановки.
— А вы как считаете? — Генерал обратился к Шварцу.
— Мы в политику не вмешиваемся. — Неожиданно разговорился Шварц. — Нам, хоть и гражданин, абы к месту. Ведь и раньше, одному — товарищ следователь, а другому — гражданин, пройдемте. В троллейбусе и вовсе мужчиной зовут. Не станешь отказываться. Вы, товарищ генерал, сами примете правильное решение, а с нашими… клиентами (другого слова не подберу), можно, как угодно. Главное, чтобы не препятствовали работе следствия.
