– Какой ужас! Должен быть закон по защите таких прекрасных старых зданий. Это же безумие – модернизация всего на свете! Подозреваю, они подцепили такую моду в этой чертовой стране.
– Не дури, Чарли, душа моя! Там же раньше невозможно было жить. Дом из местного камня, который впитывает в себя всю окрестную сырость. А ее там хватает, в этом климате. Даже летом стены липкие, а зимой смертельный холод, если в комнатах хотя бы несколько дней не топить. В погребе могильный запах, книги плесневеют, обои отслаиваются, оправы картин в пятнах от сырости…
– Как ни старайся, дорогой мой, все равно получается ужасно романтично. Прямо как «Грозовой Перевал»!
– На самом деле это уже почти пригород. Если пройтись немного по аллее, попадаешь на шоссе, откуда каждые двадцать минут ходят автобусы на Манчестер.
– Но ты же говорил, что дом на краю вересковой пустоши?
– Ну да, так и есть. Такой странный, двойственный мир. Если смотреть из окон позади дома – где, собственно, я и родился, – то пейзаж со времен моего детства ничуть не изменился. Домов там и сейчас почти не видно – лишь каменистые склоны холмов с редко белеющими точками ферм. А вокруг старого фермерского двора, конечно, деревья; они были посажены задолго до моего рождения для защиты от ветров – там они очень сильные, – и на гребне холма растут гигантские буки. Их особенный шепот, похожий на шум волн, – вот самый первый звук на моей памяти. Порой я думаю, может, именно поэтому мне всегда хотелось жить близ океана…
Что-то происходит с Джорджем. Ради Чарли он воскрешает былое, сам погружаясь в его шарм. Он замечает это – но какой от этого вред? Даже забавно. Еще один способ измерить состояние опьянения. Ничего страшного, пока его слышит только Чарли. Пьянея от его слов, она глубоко и благодарно вздыхает; хотя другие наверняка скажут, что под кайфом скорее находится он сам.
– Там есть небольшой паб, почти в пустоши, последний дом высоко над деревней; он стоит фактически на старой грунтовой дороге через холмы, которой сейчас вряд ли пользуются. По вечерам мы ходили туда с Джимом. Паб называется «Парень с фермы». В зале низкие тяжелые потолки из таких, знаешь, покосившихся дубовых балок, пылает настоящий огромный камин. И чучела из лисьих голов на стене. И гравюра с изображением королевы Виктории верхом на пони в Шотландском нагорье…
Шарлотта от восторга буквально хлопает в ладоши.
– Джо! Ах, я все это вижу!
– В один из вечеров – это был день рождения Джима – ради нас они закрылись позже обычного: заперли входную дверь, а нам продолжали подавать спиртное. Там было так уютно, мы пили «Гиннесс», пинту за пинтой, пили больше, чем хотелось, просто потому, что это незаконно. И с нами был «тот тип», как они его называют: «О, это тот еще тип!» Рекс, деревенский бездельник. Он работает на ферме, но только когда припрет. Чтобы произвести впечатление, сначала он говорил с нами самым заносчивым тоном. Джиму сказал: «У вас, янки, в голове одни фантазии!» Но потом оттаял, а когда мы возвращались в нашу гостиницу, уже пьяные вдрызг, мы с Рексом обнаружили кое-что общее – оба со школы заучили «Факел жизни» Ньюболта
