– В Пало-Альто. – Шарлотта садится на кушетку под бумажной рыбой с таким трагичным видом, словно прозвучало: «В Сибири».
– Он бывал уже в Пало-Альто, кажется?
– Конечно. Там живет эта девица. Он, естественно, с ней… Мне пора отвыкать называть ее «эта девица». У нее вполне милое имя, не стану притворяться, что не знаю: Лоретта Маркус… В любом случае это не мое дело, с кем Фред и что она делает с ним. Похоже, ее мать это не волнует. Но ладно, забудь об этом… У нас был серьезный разговор. На этот раз он рассуждал вполне здраво и спокойно. По крайней мере, я знаю, он очень старался… Джо, продолжать как раньше – для нас плохо кончится. Он вполне определенно и всерьез сделал свой выбор. Он хочет жить совершенно независимо.
Ее голос угрожающе задрожал. Джордж неубедительно возразил:
– Он еще слишком молод.
– Скорее слишком взрослый для своих лет. Даже два года назад он прекрасно справлялся, если приходилось оставаться одному. Лишь потому, что он несовершеннолетний, не следует обращаться с ним как с ребенком. То есть по закону нельзя требовать его возвращения. Хотя бы потому, что он мне этого никогда не простит…
– Но он уже передумал однажды.
– Да, правда. Я знаю, ты считаешь, он плохо обошелся тогда со мной. Я тебя не виню, это же естественно, что ты на моей стороне. И потом, у тебя ведь никогда не было детей. Джо, дорогой, ты не сердишься, что я так говорю? Ох, ну прости меня…
– Не глупи, Чарли.
– Если бы у тебя и были дети, это ведь не то же самое. Мать и сын – особенно когда его растишь без отца – это сущий кошмар. То есть как ни старайся, а получится плохо. Он как-то сказал, что я его подавляю. Я сначала не поняла… не могла принять – но теперь знаю… мне пришлось… я правда верю, что понимаю… ему надо жить своей жизнью, прямо сейчас… пусть он будет умолять, но нам нельзя какое-то время видеться… Джо, я не собиралась об этом… извини…
Джордж на кушетке подвигается к ней поближе, обнимает рукой, молча, с участием прижимая к себе содрогающуюся пухлую массу. Вовсе он не холоден; вовсе не безучастен. Он сочувствует Чарли в ее положении. Тем не менее его счастливому состоянию, его la felicidad, это ничуть не мешает. Свободной рукой он отпивает из бокала, стараясь, чтобы контактирующая с Чарли половина его тела не выдала этих манипуляций.
Как странно теперь, рядом с рыдающей Чарли, вспоминать ту ночь и тот звонок из далекого Огайо. Дядя Джима, которого он в жизни не видел, звонит с очевидным сочувствием, признавая право Джорджа на долю в семейном горе; однако затем, выслушивая его лаконичные «
