Было бы твое отвращение к ней вдвойне сильнее, Джим, если бы ты мог видеть ее сейчас? Как тебе мысль о том, что, может, уже тогда, в том теле, которое ты жадно ласкал и целовал, там, куда проникала твоя возбужденная плоть, уже были семена ужасного разложения? Без отвращения ты бережно отмывал и лечил больных кошек, терпел вонь мертвых старых псов, но при этом испытывал невольный ужас перед больными и искалеченными людьми. Я знаю, Джим, кое в чем я уверен. Ты бы не захотел видеть ее здесь. Не смог бы себя заставить.
Джордж обходит ширму, входя в комнату, предупредительно шумит. Дорис поворачивает голову и смотрит на него без особого удивления. Возможно, она уже почти не отличает реальность от галлюцинаций. Силуэты появляются и исчезают. Те, что колят тебя иглой, это точно медсестры. Его силуэт может быть опознан как Джордж, а может и нет. Для простоты она согласна считать его Джорджем. Почему бы нет? Какое это вообще имеет значение?
– Привет, – говорит она. Сверкающие синие глаза выделяются на болезненно-желтом лице.
– Привет, Дорис.
Не так давно Джордж прекратил приносить ей цветы и подарки. Уже ничто вне этих стен не имеет особого значения для нее, даже он сам. Все важное для процесса умирания находится в этой палате. Вместе с тем она не настолько эгоистично погружена в свое исчезновение, чтобы запретить Джорджу или любому желающему принимать в этом участие. Каждому уготован финал, который настигнет в любой миг, в любом возрасте, во здравии или болезни.
Джордж садится рядом с ней, держит ее за руку. Еще пару месяцев назад это выглядело бы до отвращения фальшиво. (Один из самых невыносимо позорных моментов был тот поцелуй в щечку – злоба или мазохизм? А, к черту слова – но это произошло, когда он узнал, что она спала с Джимом. И Джим был рядом, когда Джордж нагнулся, чтобы поцеловать ее. Оцепеневший Джим в ужасе отпрянул, будто Джордж готов был ужалить ядовитой змеей.) Но теперь иное дело, держать ее за руку – даже не проявление сострадания. Как он понял из прошлых посещений, это минимально необходимый контакт. К тому же так его меньше смущает ее состояние, это их каким-то образом уравнивает: мы на одном пути, я скоро последую за тобой. Можно даже обойтись без пресловутых больничных расспросов: как дела, как состояние, как себя чувствуешь?
Дорис слабо улыбается. Радуется, что он пришел? Нет. Кажется, ее что-то позабавило. Тихо, отчетливо она произносит:
– Вчера я наделала много шума.
