– Что вам угодно? – громогласно спросила Гренадерша, пораженно наблюдая за движениями его рук. – Чем обязана столь поздним визитом?
Витя некоторое время пытался перевести ее вопрос на понятный ему язык, но, бросив это занятие как безнадежное, перешел к делу.
– Ты, это, не стесняйся, – начал он издалека.
Гренадерша ошалело уставилась на него.
– Ить русскому человеку что надо? – изрек свой любимый вопрос Витя.
– Что? – басом спросила ничего не понимающая Гренадерша.
Витя растерялся. Он не предполагал, что этот вопрос будет когда-либо переадресован ему.
– Сколько? – решил он перейти прямо к делу.
– Девять тридцать, – раздраженно ответила Гренадерша, полагая, что Витя Лохматый осмелился постучать в ее дверь, чтобы узнать, который час.
– Ну! – поразился Витя. – Дешево берешь. А давай по девять, чтобы копейки не считать.
– Какие копейки? – после некоторой паузы спросила изумленная Гренадерша.
– Ладно, девять тридцать – так девять тридцать, – тут же согласился Витя. – Ты неси, а я посчитаю пока.
– Чего нести? – голос Гренадерши стал тихим. У нее было ощущение, что она чего-то пропустила, как будто смотрит кино с середины.
– А… эту,… бутылочку. Ты в поллитровые разливаешь?
– Что-о-о? – взревела Гренаденша. – Как вы смеете! Вон, немедленно вон!
Она с треском захлопнула дверь. Перетрусивший Витя рысью побежал к калитке, и тут-то его перехватил Владик.
– Эй, мужик, стой, – тихо позвал он.
Витя тут же замер, как вкопанный.
– Чего? – спросил он, и Владик прижал палец к губам.
– Тихо ты. Тебе брагу?
– Ну! – стал оживать Витя.
– Баранки гну! – приходя в ужас от собственного хамства, заявил Владик. – С ней деликатно надо разговаривать, а ты – бутылку, мол неси.
– Дык, – захлопал глазами Витя, – дык как же ей втолковать-то?
– Иди давай к задней двери. Только тихо, понял?
Витя, проявляя к жизни все больший интерес, шустро засеменил к задней двери, выходившей на кукурузное поле Гренадерши. Владик тем временем, сделал вид, будто он вернулся к Зинаиде Михайловне, и, только убедившись, что Витя скрылся за углом, пошел за ним следом с бутылкой, которую ему успела всучить Ирка.
– Деньги давай, – прошептал он, – двадцатку.
– Дык, – завел было Витя, – сама-то сказала – девять тридцать.
– Не хочешь – плати в магазине шестьдесят, – Владик сделал вид, что оскорблен, и повернулся было уходить.
– Дык ладно, давай, – всполошился Витя, – как раз двадцатка и есть. Ну надо же, до чего баба хар?ктерная, – посетовал он, и, крепко обнимая бутылку, растворился в темноте.
