– это начальные позиции. Дальше идет
Пустобрех. Тут я себя окорачиваю. Нельзя поддаваться на провокации Оливера, особенно когда они проявляются у него на уровне чувств. Если чувства беспричинны, они не находят выхода. А раз они не находят выхода, им ничего не стоит пойти вразнос.
У нас получилось вполне осмысленное обсуждение, хотя со стороны Оливера беседа перемежалась потугами на остроумие. Я заставлял себя пропускать их мимо ушей, поскольку все, что я делаю, делается ради двух маленьких девочек. И ради Джилл. А что там говорит и думает Оливер, меня не волнует. Лишь бы он поступал так, как лучше для них.
Оливер будет у меня координатором по транспорту. К работе приступает с понедельника. Это новая должность, которую я создал специально под него. Возможно, ему придется на время отодвинуть все прочие устремления, но, если у него появится нормальная работа, он повзрослеет. А это, в свою очередь, будет, как мне кажется, работать на его устремления.
ОЛИВЕР: Давным-давно, в царстве грез, когда мир был юн и мы были юными вместе с ним, когда кипели страсти и сердце неутомимо разгоняло кровь, когда Стюарт и Оливер ненадолго почувствовали себя графом Роландом и графом Оливьером, отчего половина лондонского почтового округа зазвенела от ударов дубинок по доспехам, вышеозначенный герой, нареченный Оливером, преподнес… хм… вам следующую Мысль Дня, если истину возможно преподнести на блюде. А истину в самом деле нужно преподносить на блюде, хотя в моем меню этот деликатес дополняется крупнозернистой горчицей, ароматными пряностями и парой фантастических гарниров для придания вкуса. Как я уже сказал, моя резолюция, принятая в тогдашней непростой ситуации, звучала следующим образом:
Стюарту – уйти в тень. Оливеру – выйти из тени. Обиженных быть не должно. Джиллиан и Оливер обязаны жить долго и счастливо. Стюарт останется их лучшим другом. Вышеизложенное обязательно к исполнению. Как вы расцениваете мои шансы, высоко? До небес?
Я видел по вашим лицам – скептическим до неприличия, – что вам этот пейзаж изобретательности видится не более правдоподобным, чем какой-нибудь водевиль. А я, считай, сравнился в своей дальновидности со святым Симеоном Столпником в Теланиссе. Не случилось ли, как сказывал я вам, маловеры?
Как сказано об аскете и отшельнике Симеоне, «отчаявшись уйти от мира горизонтально, он попытался уйти вертикально». Столп, на котором он поселился, вначале едва доставал до птичьей кормушки, но Симеон годами его надстраивал, устремлял все выше к небу, и сие амбициозное жилище, обзаведясь навершием с площадкой и балюстрадой, достигло шестидесяти футов в высоту. Кажущийся парадокс такой жизни заключался в следующем: чем выше возносился святой Симеон Столпник над
