– Нет, – говорит.
– Уверен? – спрашиваю.
– Нет, – говорит. – Ну, то есть это Джиллиан. – Берет у меня фотку и убирает в тот же кармашек.
Естественно, я тут же записала нас к семейному психологу.
Прием длился восемнадцать минут. Я объяснила, что в общем и целом моя проблема в семейной жизни сводится к тому, что Стюарт отказывается обсуждать наши проблемы. Стюарт говорит:
– Потому что у нас нет никаких проблем.
А я:
– Вот видите, в чем проблема?
Ходим вокруг да около. Потом я говорю:
– Покажи фото.
Стюарт заявляет:
– У меня его нет.
Я говорю:
– Как же так, ты его носил при себе со дня нашей свадьбы. – Это я от балды сказала, но он даже не возразил.
– А сегодня не взял.
Поворачиваюсь к психологу, а это (а) женщина, (б) самая далекая от психоза личность на всем свете и (в) специалистка, знающая, как помочь Стюарту хоть немного раскрыться, и я ей объясняю:
– Мой муж носит в бумажнике снимок первой жены. Цветной, немного смазанный, сделанный сверху, в необычном ракурсе – видимо, длиннофокусным объективом; изображает его жену – бывшую жену, перепуганную, с окровавленным лицом – видимо, избитую, с младенцем на руках; честно сказать, похожа на беженку из зоны вооруженного конфликта, но нет, это его бывшая: вроде кричит, на лице кровь, вот. И он это изображение носит при себе. Каждый день нашей семейной жизни.
Повисла долгая пауза. Наконец доктор Харрис, которая хранила полный нейтралитет и непредвзятость все шестнадцать минут, подает голос:
– Стюарт, у вас нет желания об этом поговорить?
И Стюарт, весь зажатый, как задница, отвечает:
– Нет, такого желания у меня нет. – Встает и выходит.
– Ну, – спрашиваю, – что вы на это скажете?
Психолог отвечает, что правилами приема диктуется присутствие обоих партнеров – только в этом случае она имеет право высказывать какие-либо комментарии и предложения. Но мне-то требовалось всего лишь мнение, мать твою, просто мнение, но я даже этого не получила.
Делать нечего, ухожу и ничуть не удивляюсь, что Стюарт ждет меня в машине, отвозит домой, и всю дорогу мы разговариваем о ресторанных делах. Как будто он совсем не обиделся – а он вроде не обиделся. Просто хотел поскорее унести оттуда ноги.
Ближе к вечеру я сделала еще одну попытку.
– Стюарт, – спрашиваю, – это ты ее так?
Он отвечает:
– Нет.
Я ему верю. То есть, по-моему, проговорить это важно. Я целиком и полностью ему верю. Просто я его не знаю. Кто там засел у него внутри? Если бы не эта загвоздка, любить его было бы одно удовольствие.
