Своя комната | страница 39



Я наугад взяла с полки один из них. Она стояла в самом конце полки, называлась, насколько я помню, «Жизнь как приключение», была написана Мэри Кармайкл и опубликована только что, в октябре. Видимо, это была первая книга Мэри Кармайкл, но ее следовало читать как завершающий том в долгой серии, в которую входили и стихи леди Уинчилси, и пьесы Афры Бен, и романы четырех великих писательниц. Несмотря на то что мы привыкли судить о книгах по отдельности, они дополняют друг друга. Мне следовало считать эту неизвестную даму прямой последовательницей великих женщин, обстоятельства жизни которых я изучала, чтобы понять, что именно она от них унаследовала. Вздохнув (романы зачастую оказываются не противоядием, а банальным болеутоляющим и вводят нас в дремотное забытье, а не пробуждают пылающим клеймом), я устроилась с блокнотом и карандашом, чтобы разобраться в первом романе Мэри Кармайкл «Жизнь как приключение».

Для начала я пробежала взглядом по странице. Прежде чем нагружать память информацией о голубых и карих глазах и отношениях, которые могут сложиться у Хлои с Роджером, я попытаюсь составить представление о языке. Когда станет ясно, пером это написано или топором, тогда и придет время запоминать подробности. Я попробовала пару предложений на вкус. Вскоре стало ясно, что что-то не так. Ровному потоку предложений то и дело что-то мешало. Что-то царапалось, торчало, отдельные слова бросаются в глаза. Мэри Кармайкл «оконфузилась», как говорили в старых пьесах, словно человек, тщетно чиркающий спичкой. Но чем же тебе не подошла манера Джейн Остин, спросила я ее, словно бы она сидела рядом. Неужели ее надо отправить в утиль только потому, что Эммы и мистера Вудхауса больше нет? Жаль, если так, вздохнула я. Джейн Остин переходит от одной мелодии к другой, словно Моцарт от пьесы к пьесе, а читать эту книгу – словно плыть по морю в лодке: тебя качает вверх-вниз. Судя по одышливой немногословности, писательница чего-то боялась – может, опасалась обвинений в «сентиментальности» или же вспомнила, что женскую прозу называли «цветистой» и решила щедро добавить шипов. Но, не изучив сцены внимательно, непонятно, своим ли языком говорит автор или чужим. Во всяком случае, это чтение не усыпляет, подумала я. Но слишком уж много фактов. Она и половину не успеет использовать (книга была вдвое короче «Джейн Эйр»). Как бы то ни было, писательнице все же удалось усадить всех нас – Роджера, Хлою, Оливию, Тони и мистера Бигхэма – в лодку. Подождите-ка, сказала я, откидываясь на спинку стула. Прежде чем продолжать, надо хорошенько все обдумать.