Своя комната | страница 30
При мысли о Маргарет Кавендиш воображаешь жуткое одиночество и внутреннюю смуту. Словно гигантский огурец заплел и удушил своими побегами все розы и гвоздики в саду. Какая печаль: женщина, которая написала, что «лучшее женское воспитание – это просвещенный ум», убивала время за бессмысленными каракулями и все глубже погружалась во мрак безумия. Со временем за ее каретой во время выездов в город стали ходить толпы зевак, и безумная герцогиня стала страшилищем, которым пугали чересчур умных девочек. Отложив ее книгу, я открыла письма Дороти Осборн, поскольку вспомнила, что она писала Уильяму Темплу: «Конечно, бедняжка не совсем в себе, иначе она никогда не пошла бы на такое безумие, чтобы выпустить книгу, да еще и в стихах. Мучай меня бессонница целые две недели, я бы и то на такое не решилась».
Поскольку скромной и разумной женщине не подобало писать книгу, чувствительная и меланхоличная Дороти, совершенная противоположность герцогини, вообще ничего не писала. Письма не в счет. Женщине дозволено писать письма, сидя у изголовья больного отца или у камина, чтобы не отвлекать мужчин от их бесед. Перелистывая письма Дороти, я думала, как удивительно, что необразованная, замкнутая девушка так блестяще владеет композицией, так ярко описывает сценки из жизни. Далее она пишет:
После ужина мы сидим и беседуем, пока речь не заходит о мистере Б., тогда я ухожу. В самую жаркую пору дня я читаю или работаю, а в шесть-семь часов выхожу в поле рядом с домом, где юные девушки пасут овец и коров и сидят в тени, распевая баллады. Своей красотой и музыкальностью они напоминают мне буколических пастушек, и хотя разница есть, поверь мне, они так же невинны. Из разговора я понимаю, что они – счастливейшие на земле, только сами об этом не знают. Пока мы беседуем, одна из них видит, что ее корова зашла в жнивье, и вот уже все вспорхнули и помчались в погоню, словно в крылатых сандалиях. Я же не столь ловка и остаюсь сидеть, а когда вижу, что они гонят скотину домой, думаю, что пора и мне. После ужина я выхожу в сад и иду на берег ручейка, сажусь там и тоскую по тебе…
Можно поклясться, что в ней были задатки писателя. Но – «мучай меня бессонница целые две недели, я бы и то на такое не решилась». Представьте же, с каким сопротивлением сталкивались пишущие женщины, если даже талантливая Дороти Осборн убедила себя, что написать книгу – это нелепость, даже безумие. Перейдем же к миссис Бен[17]