Ничего другого в голову не приходило. Я опять инстинктивно потянулся к мобиле, но тут же отдернул руку.
Я стоял недалеко от богоугодного заведения, только немного отошел. Как минимум надо свалить отсюда подальше, не искушать судьбу.
И я стал валить, в непонятном направлении, понимая только, что оказываюсь все дальше и дальше. Роль преследуемого так въелась в меня, что я полубежал, не разбирая дороги, хотя никто меня не преследовал, и где-то на краешке я понимал, что дорогу не худо бы и разбирать. Боги, кажется, все-таки решили меня погубить — я ощущал, как ум заходит у меня за разум. Хорошо хоть, черных мошек давно не видел. И тошнота отпустила. Но я все равно продолжал нестись, ломиться невесть куда.
А папашка-то мой молодец. Я и не думал, мне в бреду не снилось, что он умеет такое. Вот именно это умение и вызывало даже не ненависть, а скорее омерзение, гадливость. Как к сколопендре.
— Макиавеллиевский «Государь», — злился я вслух, для бодрости. На прохожих мне было начхать. — Серый кардинал, мастер аппаратных интриг, мать твою, картина «Брежнев, разящий Хрущева». — Но что-то не бодрило.
«Подлец» — именно этим словом я охарактеризовал отца, думая, что это последняя характеристика, ему мной выданная: предмет исчерпал себя. Теперь у меня нет отца, у отца нет сына, это немножко печально, но не очень существенно: главное — выжить. Именно этот термин приходил на ум, когда возвращались мысли об оставленной мной душеспасительной душегубке. Как минимум надо не загреметь обратно. Или в ей подобную. Меня это страшило, словно речь шла о настоящей душегубке, приснопамятной.
А остальные тоже хороши: я ведь всех их знаю, считай, всю жизнь и ничего плохого никому из них не сделал. И хоть бы одна тварюга пикнула против! Просто слили на хрен, «без дыма, без огарка».
Однако с паническим бегством я переборщил. Сколь ни трудно это было, но я все-таки заставил свои отказывающие мозги хоть как-то мне служить. Сами собой ноги меня никуда не выведут — я не лошадь. Я остановился. Закурил.
Итак, что же все-таки делать? Было только одно место, куда я мог пойти, — домой. Это было ясно с самого начала.
Повалил снег. Его было не слишком много, но появился он так внезапно, так быстро валился, еще и белыми мокрыми зигзагами — из-за конвульсивного ветра, который я сразу ощутил на собственной шкуре, едва только увидев зигзаги. До этого я ветра не замечал, хотя были все основания назвать его пронизывающим. Хорошо, что одет я был тепло.
