.
Однако иногда им попадались турки, к которым никто не испытывал жалости. Один пленный, которого привели к Хитову связанным, заявил, что связывать турка грешно, потому что мучить можно только гяуров. Хитов вспыхнул и приказал немедленно его повесить. «Мы поделимся мучениями с османами, — сказал он пленному, — потому что болгарам их уже досталось чересчур много.»[43]
Васил Николов рассказывает о другом случае. «Когда мы шли к Осман-Пазару, светила луна. Впереди был виден лес, из которого вышло два турка с топорами. Димитр Дишлия, сливенец, остановил их и заговорил с ними. Они приняли нас за турок. Тут послышалась песня. Турки сказали, что это болгарки поют в селе. Дишлия спросил: „А как болгарские девушки, хороши?“. Турки хвастливо ответили: „Хай, хай, в селе можешь получить любую, какую захочешь, и попову дочь получишь, если захочешь!“. Левский был взбешен и хотел зарубить турка на месте, но воевода приказал связать пленных»[44].
Переход через Делиорман был суровым посвящением в трудности гайдуцкой жизни, «Сонливость, голод, усталость и тревога» — вот как говорил о нем сам Хитов. Воды не хватало, сон был роскошью, запасы пищи кончались. Они ели крапиву с солью, и был день, когда жажда заставила их напиться из грязной лужи, в которой лежали буйволы. Однажды им повезло: они наткнулись на группу турецких торговцев, у которых отобрали хлеб, шали и фески. Хлеб съели, а одежду роздали местным болгарам.
5 мая они завидели впереди зеленые склоны Стара-Планины; это придало им сил для трудного пути, и через неделю чета была в безопасности, в горах у села Тича. Здесь условия благоприятны для гайдуков, их жизнь стала легче. Горные потоки изобиловали водой и можно было без труда отыскать болгарских пастухов и крестьян, готовых поделиться с ними едой.
Новость о появлении четы облетела всю округу. Молва твердила, что в горах прячутся тысячи хорошо вооруженных бунтовщиков. Какие-то восторженные молодые люди из Варны и Тулчи, решившие, что пробил час массового восстания, уже обходили села в окрестностях Котела, Сливена и Жеравны и произносили зажигательные речи. Хитов решил оставить в районе Котела группу в тринадцать человек под командованием Цонко Кунева, чтобы она разыскала этих молодых людей и ради их же безопасности велела им идти по домам, а взяла с собой лишь тех, у кого нет паспортов. Сам Хитов с остальными семнадцатью гайдуками продолжал путь к Сливену — городу, где он родился, где у него было множество своих людей и где каждая пядь гор была ему знакома, как отцовский дом. Здесь Хитов также встретил горстку воодушевленных молодых людей, которые явились к нему с предложением напасть на турецкий квартал и поджечь конак. Он осмотрел их оружие, увидел, что оно старо и негодно, и отговорил добровольцев от их намерения. Так же он поступал и с теми, кто приходил из Ямбола, Карнобата и Стара-Загоры просить разрешения напасть на турок, чтобы отнять у них оружие. «Я не мог позволить им взбунтоваться, — писал он позднее, — потому что народ не был готов к восстанию, у нас не было никакой организации». Он также строго ограничил прием в чету, потому что в конкретных обстоятельствах пополнение было скорее бременем, нежели помощью. К концу первого месяца в чету вступило всего двенадцать человек.
