– Она была само очарование, что гораздо важнее. Красота вянет, а ее лицо не покидала улыбка, даже когда она уже была не с нами. Мама ушла задолго до физической смерти… В последние месяцы она называла меня «мадемуазель», принимала то за санитарку, то за горничную, в плохие дни – за ребенка моего отца от другой женщины. Она кричала мне, что я не заменю ей дочь, эту неблагодарную девчонку, которая никогда ее не навещает. Но иногда ее лицо светлело, и мне казалось, что она меня узнает, хотя упорно молчит. Ну вот, наконец-то я могу толком погоревать… Простите, у меня получаются какие-то совсем невеселые речи.
– Не беспокойтесь, со мной вы можете говорить как на духу.
– Не думаю, что вы прилетели в Сан-Франциско ради похорон моей матери, тем более ради того, чтобы поддержать меня. Ну и воспоминания будут у вас об этом путешествии! Остается надеяться, что потом вы сумеете над всем этим посмеяться.
– Если только на пару с вами.
– Вы блестящий пианист! Когда вы назвались музыкантом, я решила, что это шутка. Здесь все корчат из себя творческих людей. Хорошо, что на ваш счет я ошиблась.
– Я недостоин похвал, просто это мое ремесло, – сказал Тома́, пожимая плечами.
– Это настоящее волшебство – выражать свои чувства, не прибегая к речи.
– А вот вы не сказали, чем занимаетесь.
– А вы и не спрашивали.
– Теперь спрашиваю.
– Я кондитер. Рада, что вы оценили мои безе, слопали сразу восемь штук – это кое о чем говорит.
– Кондитер?
– Представьте себе. А что?
– Ничего, просто впервые в жизни встречаю кондитера.
– Извините, я пошутила. У меня книжный магазин возле Юнион-сквер. Только умоляю, не спрашивайте, кто мой любимый писатель, это все испортит.
– Что испортит?
– Наш разговор. Он бессмысленный, но он помогает мне забыть, где и зачем я нахожусь.
Раймон, занявший позицию перед буфетом, переминался с ноги на ногу от нетерпения. Тома́ понял, что причина этого – он. Попросив у Манон прощения, он пообещал, что наполнит тарелку и сразу вернется, чтобы продолжить ее охранять.
Поравнявшись с отцом, он наполнил свою тарелку последними, уже заветренными канапе.
– Когда закончишь флиртовать, словосочетание «хозяйка книжного магазина» тебе что-нибудь напомнит?
– Ты подслушивал?
– Я прогуливался. Со мной никто не разговаривает. Я стал было подслушивать Бартеля, но это оказалось выше моих сил. Неудивительно, что Камилла умерла: этот тип смертельно скучен. «Хозяйка книжного магазина» – что-то мне это напоминает…
