Влюбленный призрак | страница 73

Наплясавшись, гости собрались перед алтарем, увенчанным урной с прахом, и бурно зааплодировали. Вверх полетели головные уборы и шарфы.

Церемония завершилась, гости потянулись из мавзолея в зал, где их ждали легкие закуски. Тома́ неторопливо собирал ноты, дожидаясь, когда останется один.

Раймон решил побыть снаружи, опасаясь, как бы его волнение не испортило весь план, а заодно чтобы нести караул. На самом деле это было позорное бегство: отец не желал присутствовать при действе, которое предстояло осуществить сыну.

Когда стихли последние голоса, Тома́ подкрался к алтарю.

Теперь нельзя было медлить. Открыть урну Камиллы, взять отцовскую, произвести замену праха – и унести ноги…

Он положил ладонь на крышку, раздумывая, как с ней поступить – приподнять или открутить. В следующее мгновение он вздрогнул, ощутив легкое прикосновение.

– Что вы делаете? – раздался голос Манон.

Тома́ подпрыгнул – он не слышал, как она вошла. Он поспешно закрыл крышку, но это вышло у него кое-как, поэтому, обернувшись, он оперся обеими руками об алтарь, чтобы не подпустить Манон к урне.

– Я скорбел по вашей матушке… – пролепетал он.

– Я бесконечно вам признательна, но вы опять мне понадобились.

– Мне снова сесть за орган?

– Нет, теперь вы нужны мне не как музыкант. Мне невыносимо находиться одной среди всех этих людей.

– Хотите, чтобы я проводил вас домой?

– Очень хотела бы, но отец меня убьет, если я уйду. Вы не возражаете составить мне компанию? Вам даже не придется со мной беседовать. Просто побудьте рядом, чтобы ко мне не лезли с соболезнованиями, я наелась их до тошноты.

– Обещаю не отходить от вас ни на шаг, пока приглашенные не доедят все пирожные. Если они слишком задержатся, я что-нибудь придумаю.

– Сейчас я скажу вам странную вещь: меня не оставляет впечатление, что мы с вами уже встречались.

Тома́ хранил молчание.

– Вы правы, слишком пафосно, но… – начала было объяснять Манон.

– Ничего подобного! Идемте, отец вас заждался, а у меня с утра маковой росинки во рту не было. Направление – буфет.

Гости скопились в просторной красочной гостиной. На полке декоративного камина высился огромный портрет Камиллы. На нем ей было лет пятьдесят; Тома́ наконец увидел лицо женщины, которая поразила его отца в самое сердце и с которой он более двух десятков лет поддерживал эпистолярный роман.

Манон набрала полную тарелку и заторопилась к нему, пока ее не перехватила какая-то расстроенная старая перечница.

– Ваша мать была красавицей, – сказал ей Тома́, беря миндальное безе.