В холле было пусто, работал только продавец в билетной кассе.
– Сейчас я научу тебя искусству хитрости, – сказал шепотом отец. – Попроси разрешения побывать в зале. Представься, назовись известным французским музыкантом, проездом оказавшимся в Сан-Франциско. Уверен, тебя примут с распростертыми объятиями.
– Я просто пианист, какая там известность! – возразил Тома́.
– У нас с тобой одна фамилия, а я достиг известности. Не посрами меня!
Продавец билетов попросил Тома́ подождать и стал звонить. Вскоре перед Тома́ предстал специалист по связям с общественностью. Отец не ошибся: он с радостью взялся показать Тома́ зал. Позвав пианиста за собой, он стал задавать профессиональные вопросы, чтобы убедиться, что имеет дело не с самозванцем. Тома́ упомянул свои последние концерты, и сотрудник удивил его тем, что был наслышан об его исполнении концерта № 23 Моцарта в декабре в Стокгольме, в присутствии королевы.
– Знали бы вы, как я дрожал перед королевой Сильвией, – скромно заметил Тома́.
Сотрудник отвел его за кулисы, оттуда – на сцену перед залом, в котором могли разместиться десять тысяч семьсот слушателей.
Он с гордостью объяснил, что широкие вогнутые панно на потолке служат управляемыми отражателями, позволяющими регулировать акустику в зависимости от состава оркестра и численности аудитории. Марсель при виде всего этого запрыгал бы от восторга, подумал Тома́.
– Обивка стен с обеих сторон сменная, их звукоотражающими свойствами тоже можно управлять. Я бы с удовольствием позволил вам испытать эти чудеса техники, но инженеры уже готовят зал к концерту, который состоится сегодня вечером. Идемте, я покажу вам кое-что еще.
Тома́ поспешил за своим провожатым, восхищенный Раймон – за Тома́. Они вышли со сцены через противоположную дверь и перешли по коридору в соседнее здание.
– У нас два репетиционных зала. Они тоже достойны посещения.
Экскурсовод остановился перед дверью из светлого дуба.
Приготовленная для Тома́ порция сюрпризов еще не была исчерпана. В огромном репетиционном зале мог разместиться филармонический оркестр в полном составе.
– Правда, впечатляет? Сцена задумывалась для полноценных репетиций целой балетной труппы.
Помещение было не просто огромным, а колоссальным. Под стать сцене был и громоздившийся на сцене рояль «Бёзендорфер». Тома́ предпочитал «Стейнвеям» эту марку – за неподражаемую глубину басов.
– Попробуйте! – предложил экскурсовод.
Тома́ не нужно было предлагать дважды. Уже целых три дня он не прикасался к клавишам. Сев на табурет, он размял пальцы «Игрой воды» Равеля, потом исполнил два этюда Шопена – Первый «до мажор» и Двенадцатый «до минор». Спутник Тома́ не скрыл своего восхищения его мастерством.
