– Он же пианист! – прошипела она.
Толку от этого не было: Тома́ уже удалялся по проходу. Страх, всегда охватывавший его перед выходом на сцену, был мелочью по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас, приближаясь к первым рядам.
Мужчина лет пятидесяти лежал без сознания в кухонном отсеке, куда его перетащил экипаж.
– Здесь нечем дышать! – крикнул Раймон. – То есть твоему пациенту нужен воздух. Пусть эти двое стюардов вернутся к своим обязанностям, а стюардесса пускай останется с тобой. Спроси ее, как началось его недомогание.
– Здесь не должно толпиться столько народу, – робко начал Тома́. – А вы, мадемуазель, лучше останьтесь, вы мне поможете. Что произошло?
Стюарды удалились. Стюардессе польстило доверие, оказанное ей молодым эскулапом.
– Он попросил воды. Я вернулась с полным стаканом и застала его взволнованным, в поту. Сначала я решила, что у него приступ паники из-за турбулентности. Он бормотал что-то несвязное и агрессивное, требовал свою сумку, ему было трудно дышать, он задыхался. Потом страшно побледнел и отключился. Думаете, это инфаркт?
– Возможно, но я предполагаю другой диагноз, – услышал Тома́ собственный голос, как будто в него вселился отец.
Потом он увидел, как его пальцы щупают у пациента пульс, снова услышал собственный голос, сообщавший, что пульс медленный, но не слабеющий.
– Возьми его руку, – скомандовал хирург. – Скажешь, холодная ли. Сам я не могу.
Тома́ немного неуклюже, как будто в приветствии, стиснул неподвижную руку, удивив этим стюардессу.
– Холодная, – пробормотал он.
– Теперь наклонись к его губам и понюхай, – продолжил распоряжаться хирург. – Скажешь, пахнет ли яблоком.
– Что еще за новости? Мы не в фильме «Дядюшки-гангстеры» [4], – проворчал Тома́.
Стюардесса недоуменно нахмурилась.
– Делай, как я тебе говорю! – прикрикнул Раймон.
Тома́ приник к лицу больного.
– Яблоком не пахнет, – громко произнес он, как бы обращаясь к пристально наблюдавшей за ним стюардессе.
– Значит, это не диабетический кетоацидоз, – заключил Раймон. – Нажми ему на щеку, там, где крепится нижняя челюсть. Не спрашивай зачем.
Тома́ повиновался, и его пациент издал стон.
– Это не кома. Легкий обморок, – объяснил хирург.
Отец велел ему закатать мужчине рукава и поискать на предплечьях следы от уколов.
– Вот оно что! – уверенно произнес Тома́.
Сам себе удивляясь, Тома́ продолжил сыпать чужими словами, как будто за него говорил другой человек.
– Вы говорили, что он требовал свою сумку?
