– Не надоело дурачиться? Признавайся, что это за игры!
– Думаешь, это так просто – взять и появиться? Я мелькал там и сям, просто ты меня не замечал – помехи, ну, знаешь, glitch. Здорово ты придумал с благовониями!
– Что еще за «глитч»?
– Это по-американски.
– Хочешь другой «глитч»? Я был на грани того, чтобы отказаться от полета.
– Я заметил. Главное, что ты превозмог малодушие. Я другого не понял: что значит «мы будем квиты»? Должен ли я сделать из этого вывод, что ты готов вернуть мне деньги, которые я потратил на твое образование?
Соседка Тома́ с сострадательным видом сложила газету и заверила Тома́, что у него нет ни малейших причин для паники, самолеты – самое надежное из всех транспортных средств. Чтобы его отвлечь, она осведомилась, чем он занимается.
– Играю на фортепьяно, – ответил Тома́.
– Пассажирам предлагаются к прослушиванию прекрасные музыкальные программы, музыка – лучший способ расслабления. – И она сама надела наушники.
Тома́ ожег гневным взглядом отца, который забавлялся от души.
– Ну и вечерок ты вчера себе устроил! Этот твой Серж – невыносимый зануда. Хорошо понимаю его подружку, на ее месте я бы бежал от такого без оглядки.
Тома́ повторил не слишком вежливую уловку своей соседки, чтобы отрезать себя от дальнейших глупостей. Под музыку в наушниках он закрыл глаза. Самолет взмыл в небо.
Тома́ дремал, отец молча наблюдал за ним. Когда стали разносить завтрак, он наклонился к сыну:
– Я думал, ты не захочешь тратить столько времени зря.
– По-моему, это не лучшее место для пламенного монолога. Или ты хочешь, чтобы на меня надели смирительную рубашку?
– Твоя правда. Но мне ничего не мешает говорить.
– Раньше ты был скуп на слова. Пришлось умереть, чтобы стать словоохотливым. Чудны дела твои, Господи!
– Если бы ты постарался не поминать Его всуе, я был бы тебе очень признателен: мне неведомо, до каких ступеней небесной иерархии дошли сведения о моем условном освобождении… А то, что при жизни я больше помалкивал, имеет простое объяснение: ты никогда ни о чем меня не спрашивал.
Тома́ опасливо покосился на соседку. Та наблюдала за ним с растущим подозрением.
– Раз ты беспокоишься, что подумает эта женщина, можешь писать свои реплики на бумажке.
Это предложение показалось Тома́ глупым.
– Мы крепились тридцать пять лет, давай потерпим еще немного, вывалим все, что накопилось, после прибытия.
– Почему «вывалим»? У меня нет к тебе претензий, а у тебя ко мне?
– Я неудачно выразился.
