,член Британской академии, доктор юридических наук (Эдинбург), доктор гражданского права (Оксфорд), член Американского философского общества, и так далее, выдающийся египтолог как этой, так и любой другой эпохи, достаточно часто оказывался в необычном (если не сказать — угрожающем) положении. Смогу ли я когда-нибудь забыть тот волшебный момент, когда вошла в гробницу, высеченную в пустынных скалах близ Нила, и нашла Эмерсона в бреду, охваченного лихорадкой, отчаянно нуждавшегося в помощи и неспособного к сопротивлению?
[4] Узы, возникшие между нами благодаря моему квалифицированному уходу, затем многократно усилились благодаря тем опасностям, что нам пришлось совместно претерпеть; а спустя некоторое время, читатель, я вышла за него замуж. С того знаменательного дня мы проводили раскопки в каждом значительном районе Египта и подробно сообщали о наших открытиях. Скромность не позволяет мне присвоить слишком большую долю заработанной нами научной репутации, но Эмерсону первому следовало бы провозгласить, что мы были партнёрами как в археологии, так и в браке.
От песчаных гор на кладбищах Мемфиса до скалистых утёсов фиванских некрополей мы брели рука об руку (образно говоря) по местности столь же негостеприимной, что и пустыня, окружавшая нас нынче. Однако никогда прежде мы не удалялись более чем на несколько миль от Нила и его живительной влаги. Теперь же он протекал далеко позади нас, и не было видно ни пирамиды, ни сломанной стены, не говоря уже о деревьях или хоть каком-то признаке жилья. И что нам было делать? Без верблюдов мы оказались в море песка, и наше положение было неизмеримо более отчаянным, нежели у потерпевших кораблекрушение моряков.
Я села на землю спиной к верблюду. Солнце было в зените; единственную тень отбрасывало тело бедного животного. Эмерсон расхаживал взад и вперёд, вздымая облака песка и бранясь. Его опыт в этом последнем занятии принёс ему прозвище «Отца Проклятий» от наших восхищённых рабочих-египтян, но на сей раз он превзошёл самого себя. Я сочувствовала его чувствам, однако долг заставил меня протестовать.
— Ты забываешься, Эмерсон, — заметила я, указывая на наших сопровождающих.
Они стояли бок о бок, глядя на меня с глубокой озабоченностью, и, должна сказать, представляли из себя смехотворную пару. Многие из уроженцев Нила славятся ростом, и Кемит, единственный слуга, оставшийся с нами, был выше шести футов. Он носил тюрбан и свободную накидку, сотканную из сине-белого хлопка. Чистые черты его бронзового лица поражали сходством со стоявшим рядом человеком, хотя рост этого второго не достигал и четырёх футов. Кроме того, упомянутый второй был моим сыном, Уолтером Пибоди Эмерсоном, известным, как Рамзес, и здесь ему вообще не следовало бы находиться.
