Они прокричали нѣсколько разъ изо всей мочи и, сдвинувъ съ ушей капоры, ждали, не отзовется ли кто. Спустя немного изъ-за кружева бѣлыхъ лѣсовъ, изъ морознаго тумана долетѣли къ нимъ жалобные звуки, похожіе на вой голодныхъ собакъ…
– Слышишь, есть!.. Зовутъ!.. – вскрикнула Анка и бросилась бѣжать. Петручанъ поймалъ ее за рукавъ.
– Куда? Съ ума ты сошла?!. Чуть было не наступила на кровь…
– Пусти… пусти… Я сейчасъ… я издали. Только взгляну… Ты останься здѣсь… Вернись… сейчасъ…
Она вырвалась у него изъ рукъ и побѣжала по сугробамъ снѣга. Капоръ совсѣмъ сдвинулся у ней на затылокъ, и лютый морозъ жегъ открытое лицо; густой, насыщенный снѣговой пылью, воздухъ хлынулъ ей широко въ открытый отъ волненія ротъ. Минутами ей казалось, что она упадетъ, что земля куда-то далеко уходитъ изъ-подъ ея ногъ.
Тѣмъ не менѣе она все бѣжала, толкаемая невѣдомой ей силой. Сердце ея судорожно сжималось и болѣло, глаза ничего не видѣли, уши не слышали, она не замѣчала, что Петручанъ бѣжитъ слѣдомъ вмѣстѣ съ оленями и нартой. Наконецъ, она увидѣла вдали юрту, до верху заметенную заносами снѣга, а передъ ней нѣсколько черныхъ человѣческихъ фигуръ. Онѣ вдругъ разомъ стали на колѣни и протянули къ, ней руки. Впереди стоялъ ея мужъ.
Она окончательно забыла обо всемъ и бросилась къ нему.
– Анка!.. Да что ты!?. Постой!.. Остановись! Сумашедшая баба, что ты дѣлаешь?.. Подожди, подумай… – останавливалъ ее Петручанъ, тщетно стараясь нагнать.
Чѣмъ ближе слышала она за собою его погоню, тѣмъ быстрѣе бѣжала. Ея приближеніе, въ свою очередь, вызвало переполохъ въ кучкѣ несчастныхъ. Первая шарахнулась въ испугѣ маленькая, почти голая дѣвочка; за ней попятился исхудалый кощей съ длинными волосами и движеніями тунгузскаго охотника; далѣе живой скелетъ, лицо котораго представляло сплошную язву, поднялся съ колѣнъ… Только онъ оставался неподвиженъ и хотя глядѣлъ на нее, но, казалось, не видѣлъ. У него, она сейчасъ же замѣтила, было все то же доброе, немного сонное лицо и тѣ же грустные глаза.
Анка подскочила къ нему и схватила его за руку.
– Ты… живъ… дышишь, Грегоре́й?! И лицо у тебя есть… Они налгали… И губы есть… все какъ раньше… Я знала… Я останусь… я не хочу… Какъ они мучили меня… прогоняли… Точно я была прокаженная… Всѣ… всѣ… Безносый и тотъ… Петручанъ… нѣтъ… нѣтъ!.. – бормотала она безсвязно.
– И ты значитъ заболѣла?!. – прохрипѣлъ живой скелетъ, касаясь ея плеча.
Анка оглянулась и въ ужасѣ шарахнулась прочь отъ протянутой къ ней безъ пальцевъ руки. Она замѣтила чудовищное лицо, на которомъ блестѣли оскаленные зубы, и сознаніе быстро вернулось къ ней.
