– Что же ты говорилъ, что медвѣдь!? Что же ты говорилъ? Что ты думалъ, пустая башка, людей голодомъ морилъ!.. – вспылилъ Грегоре́й.
Теченіе поглаживалъ въ смущеніи подбородокъ.
– Черное было, большущее казалось… Никогда въ туманъ не пойду на промыселъ… – шепнулъ онъ. – Смотри, смотри: вотъ гдѣ она, наша морда! Застряла въ тальникахъ. Людоѣдка отпустила ее съ водой… рыбы даже не взяла… Смотри, плаваетъ гнилая внутри морды… О дьяволъ! Лишь бы намъ напакостить! И чего ей надо?.. А городьбы-таки не могла сломать!.. Хорошо мы ее доспѣли!.. Только одно прясло вырвало… Должно быть, я тогда помѣшалъ ей… испугалась.
– Какъ же! Сбросилъ бы ты ее однако въ воду, какъ она эту морду, не пожалѣлъ бы!.. – насмѣхался надъ нимъ Грегоре́й.
– Эхъ! Однако подумалъ бы я… Лошадь-баба! Молодецъ-баба! А только… все таки… стоялъ бы я однако на берегу да кричалъ! – отвѣтилъ весело Теченіе, къ которому съ исчезновеніемъ опасности вернулось хорошее расположеніе духа.
Якуты вынули изъ воды „морду“, исправили поврежденія и поставили ее на мѣсто. Затѣмъ легли у огня и стали ждать добычи.
– Столько напрасно труда! – ворчалъ Теченіе. – Эта баба, точно слова въ загадкѣ… Думаешь, она – то, а она – другое!.. Какъ быть, не знаешь! Одно полагаю, что Мергень не изъ-за меня на эту „морду“ сердится… Какъ думаешь, Грегоре́й? добавилъ онъ и хитро сощурилъ глазъ.
Грегоре́й насупился.
Вскорѣ нѣсколько щукъ попало въ ловушку. Рыбаки рѣшили, что Теченіе снесетъ добычу домой, а Грегоре́й останется караулить „городьбу“.
– Пошли мнѣ съ Анкой постель и посуду… – кричалъ оставшійся вслѣдъ ковыляющему по дорожкѣ товарищу.
VII.
На небѣ не было ни тучъ, ни тумана, но синева его, казалось, помутнѣла. Красный дискъ заходящаго солнца низко стоялъ надъ водою. Въ рыжемъ его свѣтѣ сѣрыя волны мѣрно плещущихся озеръ переливались, точно расплавленная желтая мѣдь. Шумъ лѣса, говоръ волненія, шорохъ колышущихся травъ мягко рѣяли надъ засыпающей землей. Въ нагрѣтомъ воздухѣ пролетали холодныя, рѣзкія дуновенія. Костеръ чуть горѣлъ; сѣдой дымъ его лѣниво таялъ въ воздухѣ. Немногочисленные, но жалящіе уже комары носились поодаль дыма надъ головами Грегоре́я и Анки, сидящихъ близко у огня.
– Никакъ придется сходить къ князю, Грегоре́й!.. Вижу, что придется, да боюсь, милый!.. Помню, я была маленькой, пришелъ къ рамъ въ юрту однажды такой, какъ мы, хотѣлъ войти въ избу, отецъ поймалъ его вилами за шею и не пускалъ; онъ ревѣлъ и бился…
– А ты не входи къ нимъ въ юрты… Зачѣмъ тебѣ входить!? Ты такъ кричи имъ, издали… Должны отдать тебѣ, вѣдь твой скотъ, вѣдь присудили тебѣ, и Петручанъ держитъ его незаконно. Развѣ ты обѣщала ему что-нибудь?
