– Помоюсь, а то умру отъ одного запаха!
Она положила кусокъ льда въ котелокъ, растаяла его и умылась. Затѣмъ она принялась безпокойно блуждать по юртѣ въ поискахъ пищи. Ребенокъ ея жалобно пищалъ. Она, между тѣмъ, осмотрѣла по пути платье Анки и взяла, что было получше. Затѣмъ она перебрала лохмотья Теченія и присвоила себѣ его ножъ. Около Грегоре́я она остановилась въ раздумьи, но не тронула его. Наконецъ, она вернулась къ огню, который совершенно почти выгоралъ и слабо мерцалъ. Дитя все плакало. Мѣрное, сдавленное дыханіе спящихъ производило впечатлѣніе отдаленнаго хода мимо идущихъ людей. На мгновеніе Мергень почудилось, что, дѣйствительно, гдѣ-то далеко мимо нихъ пробирается таборъ пастуховъ. Она открыла двери и прислушалась. Вдали виднѣлись все тѣ же непорочно бѣлые снѣга, облитые луннымъ свѣтомъ, надъ ними рѣяли тишина и сумракъ ночи, а у ногъ Мергень – сейчасъ же за порогомъ – лежалъ жалко свернувшійся трупъ Салбана. Мергень вернулась въ избу и растопила большой огонь. Образъ далекихъ юртъ, гдѣ спятъ счастливые сытые люди въ теплѣ и въ чистотѣ, гдѣ пахнетъ жизнью и здоровьемъ, преслѣдовалъ ее неотступно.
– Пойду! – прошептала она. – Пойду!.. Пусть убьютъ!..
Она сорвала со спящаго Грегоре́я заячій кафтанъ Анки, схватила лисью шапку послѣдней, подвѣшенную на гвоздѣ въ изголовьи. Грегоре́й проснулся и поднялъ голову. Взоры ихъ встрѣтились.
– Тебѣ чего? – спросилъ мужчина глухимъ голосомъ:
– Чего?… Жизни… Любви твоей, глупый мужиченко! – разсмѣялась женщина.
Она подвязала ножъ у пояса, взяла въ руки дорожный посохъ и вышла. Двери гулко хлопнули за ней. Огонь, вздутый сквознякомъ, выбросилъ изъ камина искры пламя и клубы дыма въ юрту.
– Ушла? – спросила Анка. – И я бы пошла, да силъ нѣту!
– Платье твое унесла, проклятая – замѣтилъ Грегоре́й. – Слушай, Анка, не взять ли къ намъ дитя… слышишь, какъ плачетъ, еще замерзнетъ…
– Не встану, не смогу… силъ нѣтъ!..
Грегоре́й не настаивалъ, но супруги долго не могли уснуть, все прислушиваясь къ тихому плачу ребенка.
Мергень прямо направилась въ тайгу. Она держалась той же тропы, по которой тогда пріѣхала Анка, такъ какъ въ той сторонѣ ближе всего находились жилые дома. Мракъ и отсутствіе дороги не мѣшали ей. Мѣстная уроженка, она знала прекрасно окрестности, а окрѣпшій уже на снѣгахъ весенній „настъ“ позволялъ итти по ихъ поверхности, точно по гладкому льду. Она не разъ уже раньше предпринимала подобные набѣги, гонимая неудержимой тоской и ненавистью къ обидѣвшимъ ее людямъ. Иногда ей удавалось украсть тамъ что-нибудь, подобрать оставленную на дворѣ одежду или дорожную суму; лѣтомъ она осматривала сѣти сосѣдей и уводила лодки… Она отличалась силой и мужествомъ. Шла она бойко, не останавливалась и все постукивала впереди себя по снѣгамъ посохомъ, чтобы избѣжать недостаточно отвердѣвшихъ подъ „настомъ“ сугробовъ. Она торопилась пройти пустыню, пока голодъ и холодъ не обезсилятъ окончательно ея тощаго тѣла.
