– Ура! Ты спасла мне жизнь! – крикнула Нин, выхватывая шоколадку у матери.
Девушка плюхнулась в кресло и с наслаждением зашуршала обёрткой.
– Сахар, глюкозный сироп, масло какао, подсолнечное масло, эмульгатор, яичный порошок, гидролизованный молочный белок, – прочитала она на упаковке. И, набив полный рот, спросила: – В твоё время тоже была вся эта дрянь?
– Да, зайчонок, конечно, – рассмеялась Титания. – А ещё у нас были шоколадки «Банжо»! И пряник «Йес»! И еще… «Топсет – батончик силачей»!
Она покачала головой, вспомнив старую рекламу, от которой у неё когда-то текли слюнки: «король пряников», «друг завтрака»…
– Но лично я больше всего любила «Пикоретт»! Ты их, конечно, не знаешь, они давным-давно пропали.
– М-м… – протянула Нин. – А Жан-Ба? Он тоже так и пропал? Совсем?
Титания открыла стеклянную дверцу, положила на раскалённые угли два небольших полена и немного поворошила в печи кочергой.
– Да, он в итоге уехал из Сен-Совера со своей английской дантисткой и их маленькой дочкой. Насколько я знаю, они поселились в Лондоне.
– Как папа! – удивлённо воскликнула Нин.
– Надо же, действительно. Как твой отец.
– А представь, если они знакомы? Вот был бы прикол!
– Представляю, – повторила Титания, задумавшись над тем, что реальная жизнь часто складывается более неправдоподобно, чем её книжные подделки.
Нин смяла обёртку и бросила в печь. Фольга вспыхнула и мгновенно растаяла, окрасив пламя в странный зеленоватый оттенок, напоминавший северное сияние.
Титания закрыла дверцу печки. Посмотрела на Нин.
– Я продолжаю?
В начале лета 1975 года мне исполнялось десять лет.
Упорная и талантливая, Роз-Эме наконец получила продвижение по службе и начала работать в редакции каталога. Вероятнее всего, и зарплата у неё тоже выросла, но главное – обязанностей стало гораздо больше. Она уходила из дома рано, а возвращалась поздно. Думаю, ей это очень нравилось.
В те дни, когда она не работала, Роз-Эме ставила лежак между рядами живой изгороди за домом и там, укрытая от посторонних взглядов, намазывалась маслом из таитянской гардении и загорала голышом, почитывая «Женщину в современном мире» или «Потерянную честь Катарины Блюм»[7].
За три года шёл уже второй энергетический кризис. Цены на топливо росли, французов призывали экономнее расходовать бензин, а президент Жискар д’Эстен столкнулся с проблемой безработицы.
В своём медицинском кабинете в глубокой провинции Вадим продолжал как ни в чём не бывало лечить крапивницу, радикулит, обострение подагры и вросший ноготь. А в тот год во Франции были узаконены аборты, умер Майк Брант
