- Ну как же так случилось?
- Я ж говорю, он другу, штурману своему, приказал прыгать с парашютом, а сам подбитую машину хотел посадить на лес. Почти наверняка смерть, но тянул на высоте, пока друг выпрыгивал, а самому уж некогда было, высоты, может быть, не хватало уже. Друг-то выпрыгнул, а он пошел на снижение, прямо на лес. Болота кругом и лес. Лес гнилой оказался: самолет его, как спички, ломал... Скорость погасла, и сел. Вернее, упал, но пилот живым остался. Вылезает из кабины...
- Ай-яй-яй! - воскликнул Володька. - Понятно теперь. Так прямо за хвост и прицепился парашютом, да? Побился об лес - и, конечно, мертвый...
- Так вот рассказывали мне, да, - сказал я с благодарностью за то внимание, с каким слушал меня Володька.
- Понятно. Зря он его прыгать заставил.
- Почему же зря? Он сам-то не рассчитывал в живых остаться. Он думал, что на парашюте друг обязательно спасется. Не знал, что тот за хвост зацепится.
- Это понятно, - сказал Володька задумчиво. - Вот видишь, как бывает. Интересный случай. Я такого еще никогда не слыхал. А самолет-то их горел, что ль, или нет?
- Не знаю, может, и горел.
- Вряд ли! Он бы взорвался, когда лес ломал. Может, рули перешибло или еще что... Может, по прямой мог лететь, а если по прямой бы полетели, там, может, немцы. Куда полетишь?! Конечно, правильно все - надо садиться на своей территории. Ты слышал, Егор, какой случай? А?
- Всякое случалось на войне, - отозвался Егор, и я понял, что он все прекрасно слышал, хотя я и негромко рассказывал, не для него, потому что он, как я понимал, читал свою пожелтевшую, высохшую на солнце газету.
- А вот интересно! - воскликнул Володька. - Как же те трое-то спаслись? Прямо хоть беги домой и разыскивай газету. Вот мучает меня этот вопрос.
Лицо Егора поползло в сонливой улыбке, глазки его голубые сощурились, посветлели в мокрых щелках век, и он сказал свое, наверное, привычное уже изречение:
- Любопытный ты, Володька, как баба.
- Я любопытный?! Не-ка. Это у меня не от любопытства. Не-ка. Я это думаю так о жизни. Вот услышу, кто-то из людей от смерти спасся, и на душе веселей. Не любопытство это вовсе. Характер у меня такой. Если долго не слышу, что кто-то спасся, - плохо. Настроение плохое, выпить хочется от тоски. И не верю ни во что. А вот услышу - все в порядке. Можно дальше жить. - Он засмеялся вдруг и погрозил Егору: - А ты, гляжу, глухой-глухой, а все слышишь! Иду по правой стороне стада, а он по левой, корова с его стороны отстала, а он не замечает. Кричишь ему, не слышит! А тут все слышит.
