И вдруг все изменилось. Мать умерла, а отец, испросив разрешения у архиерея, женился на одной из своячениц. Родился ребенок. Теперь все внимание теток уделено малютке, а Володя и Бориска (глухонемой брат Володи ) стали париями в семье. Тётка-мачеха его ненавидит, другая тетка, из подхалимства к сестре, -тоже, обе жалуются на него отцу. Тот порет его нещадно, а Володя, хотя ни в чем не виноват- кричит: «Не буду, папочка! Не буду, папочка!»
Теперь, когда Володя попал в беду, он стал для меня симпатичнее. К тому же умеет мастерить из дерева и старых патронов так называемые «самоделки»-самодельные пистолеты, из которых можно стрелять настоящим порохом или дробью. Володя бывает у меня, я иногда бываю у них в доме. Отец Володи со мной вежлив, любезен, как со взрослым, но я замечаю, что все слова у него обращены к тому, чтобы унизить сына, ставя ему в пример меня, сравнивая его со мной. Чувствую, как я ненавижу этого страшного, непонятного мне человека. А Володя? Неужели можно любить такого отца? В городе его зовут Лаврентий Татаринов, почему-то без отчества- Ксенофонтович. Когда в 1918 году, поле покушения на Ленина, стали заключать в тюрьму заложников из буржуазии, Лаврентий скрылся из города. Когда же острота момента прошла, вернулся с нашитыми на пальто, на пиджак, на брюки многочисленными заплатами. Многие из горожан знали, что заплаты фальшивые, догадывались ли об этом уездные власти- неизвестно. Во всяком случае, Лаврентий продолжал жить в своем красивом белоснежном доме, похожем на загородную виллу. Дом муниципализировали, но Лаврентию оставили весь первый этаж.
Из осторожности, граничащей с каким-то звериным чутьем опасности,Лаврентий во время нэпа не соблазнился частной торговлей, а скромно служил в государственной организации по закупке льна. Не знаю, производил ли он какие-либо махинации при закупке или потихоньку реализовал старые сбережения, - золото, мануфактуру, - но жили они, как прежде, на господскую ногу. Хотя одевался Лаврентий в самое затрапезное и скорее походил на ночного сторожа при этом богатом доме и отменно крепких амбарах, в которых как раз и помещались государственные склады льна. Тетки же выглядели и одевались прекрасно, целыми днями ничего не делали, если не считать возни с кухаркой, с портнихой. Володю и добродушно мычавшего Бориску они держал буквально в черном теле, и от мальчиков постоянно пахло мочой, что так не вязалось с сияющей чистотой дома, блеском пола, добротной утварью. На меня тетки смотрели с вежливой неприязнью и вслух удивлялись, как родители позволяют читать мне романы Жюля Верна и Майн Рида, ибо свято верили: если роман- значит про любовь, а детям про неё читать рано. Вот когда я впервые начал соображать, что холеные нарядные дамы могут быть невежественными мещанками. И меня это немало удивило. Я тогда еще не знал, что в быту широко распространен синоним слова «любовь»-«роман»: «У него с ней роман», -а тетки не подозревали, что это название литературного жанра…
